только ему и мне?..
– В таком случае остается лишь предположить, что Демарат – любимец богов и может совершать то, что недоступно другим.
– Или что он… Но неприлично уважаемым людям строить пустые предположения…
Этот разговор вели меж собой два пожилых купца в порту греческого города Ольвии.
Не только Антиох и Хрисостом, но и все другие ольвиополиты удивились неожиданному появлению «Артемиды-охотницы», которая всего лишь два месяца назад, ранней весной, отправилась в далекий путь, в Аттику. Разговоры о необычайной быстроте «Артемиды» шли среди купцов, землевладельцев, собственников кораблей, ремесленников и даже среди рабов, составлявших большинство городского населения.
На берегу толпилось множество любопытных, глазевших на судно навклера Демарата.
По внешнему виду «Артемида-охотница» мало отличалась от других кораблей, стоявших на рейде Ольвии. Правда, ее корпус был длиннее и ширина его меньше, чем у других судов, и это придавало ему больше изящества. В соревновании с другими кораблями «Артемида», лучше разрезавшая воду, должна была выигрывать в быстроте, но не до такой же степени!
Нос «Артемиды-охотницы» был украшен искусно вырезанным из Дуба изображением богини, которой посвящено было судно и которая считалась его покровительницей. На корме было рулевое устройство. При помощи его кормчий направлял бег судна по воде. Под палубой находился вместительный трюм для товаров, а в палубных надстройках помещались капитан и команда – три десятка матросов. Высокая мачта корабля могла нести парус больший, чем у других торговых судов. Но и это, по отзыву знающих моряков, не могло объяснить необычайную краткость рейса «Артемиды».
Чем же все-таки объяснялась удивительная быстрота, с которой Де-мараг провел свое судно в дальние Афины и обратно? Уж не волшебство ли тут замешалось?
Вероятно, такого мнения был и верховный жрец Ольвии Гелон, потому что от него на судно явился храмовый прислужник и передал нав-клеру приказ – немедленно явиться к Гелону. Демарат, невысокий, худощавый, с курчавой бородкой и смеющимися черными глазами, не удивился приглашению. От своих матросов, побывавших на берегу, он уже знал, какие слухи ходят о нем по городу, Навклер собрался быстро. С ним отправились три тяжело нагруженных человека из экипажа судна. Выйдя на набережную, Демарат и его люди пошли к городским воротам.
Ольвия была расположена на правом берегу лимана, образованного рекой Гипанис[4] при ее впадении в Понт Эвксинский. История Ольвии в те времена насчитывала менее сотни лет.
Южная часть Балканского полуострова была невелика. Многочисленные греческие племена жили в этой стране, население ее постоянно возрастало, и многим эллинам приходилось покидать родину и искать пристанища на чужбине.
Мореплаватели-эллины основывали новые города исключительно на морских берегах. Города эти назывались колониями. Первые греческие колонии появились на западном берегу Малой Азии; одной из самых важных колоний был Милет.
Сделавшись большим цветущим городом, Милет сам стал отправлять колонистов на дальние берега Понта Эвксинского. Колонией Милета была и Ольвия, возникшая в начале VI века до нашей эры. К тому времени, когда начинается наш рассказ, Ольвия тоже сделалась богатым рабовладельческим городом- республикой.
Что такое город-республика?
На берегах Понта Эвксинского эллинские города далеко отстояли друг от друга, и их окружали области с чуждым, часто враждебным фракийским или скифским населением. Только постоянными междоусобиями фракийцев и скифов можно объяснить, что грекам удавалось захватывать кусочки берега и там основывать свои колонии, возводить укрепленные города.
Древнегреческий писатель Платон сравнивал эллинские колонии на Понте Эвксинском с лягушками, сидящими на берегу пруда. Он был совершенно прав. Лягушка занимает только тот клочок земли, на котором сидит. Так и греческие колонии владели лишь тем участком берега, который был заключен в городских стенах. И вот такая колония, состоявшая всего из одного города, была в то же время и государством. В городе-республике были свои законы, свое правительство и войско, чеканилась своя монета…
Конечно, самую тесную связь каждая колония держала со своей метрополией, то есть с тем городом, откуда когда-то приехали предки колонистов.
Для ольвиополитов метрополией был Милет; милетцы пользовались в Ольвии теми же правами, что и коренные граждане.
Не следует, однако, думать, что жители колоний вели торговлю только со своими метрополиями. Торговля была свободной со всеми государствами. Ольвиополит Демарат покупал и продавал свои товары и в Милете, и в Самосе, и в Коринфе, и во многих других портах. Последний его рейс, возбудивший так много толков, был совершен в столицу Аттики – Афины.
Вернемся к Демарату, который уже миновал ворота в высокой каменной стене, окружавшей Ольвию. Пройдя по улицам мимо красивых купеческих домов, он подошел к величественному храму, посвященному отцу богов Зевсу.
Секретными ходами прислужник провел Демарата и его матросов и небольшое, богато убранное помещение за святилищем, где ждал его жрец Гелон.
Прошли те времена, когда жрецы, подобно Блоку, обвивали вокруг шеи ядовитых змей и обвешивались амулетами. Теперь этого не требовалось. Религия прочно укоренилась в людском сознании, и в каждой стране жрецы были самыми почитаемыми людьми.
Гелон в длинной белой хламиде и золотом обруче, стягивавшем его седые волосы, держался очень важно, глядел сурово, как и подобало его высокому званию.
Демарат склонился перед жрецом в низком поклоне, матросы простерлись на полу. Навклер сделал им знак; оставив свою ношу, матросы вышли.
– Высокочтимый Гелон, любимый служитель богов, – заговорил Демарат. – Тебе, конечно, известно, что мое новое судно плавает по морям лишь второй год. Построил его мой двоюродный брат Тиманф, лучший