Из Осака он опять вернулся в Токио, скрываясь там, как бродячая собака. Он дрожал, вспоминая об этом.
— Меня спасло знание радио, полученное во флоте, и вот, открыв здесь магазин, я кое-как живу, но моя жизнь хуже, чем у нищего.
— Да и я, когда незнакомый человек пришел ко мне в Иокосука и передал письмо с чеком от тебя, ничего не понимала.
— Я убежал сюда не из боязни военного суда и каторги. Мне стал ненавистен флот, который принес смерть самому близкому мне человеку — моей матери.
— Это сделал тот лейтенант Маки.
— И я так думал, по крайней мере, пока не вышел рескрипт о войне. Но теперь я чувствую, что моя ненависть к нему исчезла.
— Что ж, ты хочешь явиться?
— Да, это меня и мучает. Сегодня в школе офицер задел меня за живое. Так дальше продолжаться не может.
Тиэко молчала. Он продолжал:
— Эта война будет нелегкая для страны. Сейчас решается вопрос о том — погибнет Япония, существующая уже три тысячи лет, или она будет процветать. От кого зависит исход войны? Конечно, не от народа, не от правительства и не от армии. Вся ответственность лежит на флоте.
Тиэко покачала головой, но он продолжал:
— Но что бы то ни было, я явлюсь. Каторгу отсрочат, и я попаду на корабль. А ты….
— Хочешь сказать, возвращусь на родину? — прервала Тиэко, — хорошо, я возвращусь на родину. Я всюду буду Кавано Тиэко.
И когда муж хотел что-то сказать, молодая женщина, как будто стесняясь, промолвила:
— У меня будет ребенок.
3
Поезд Токандосской железной дороги был переполнен матросами, одетыми в помятую форму. На всех были фуражки с одинаковыми надписями: «Иокосукский флотский экипаж». У многих головы были причесаны на пробор. Обросшие их лица казались старыми по сравнению с числом знаков различий на рукавах. Отсюда можно было заключить, что они находятся не на действительной службе.
Один из пассажиров спросил:
— И флот мобилизован?
— Да, это будет великая война. И на заградителях и на миноносцах одними служащими на действительной службе не обойдешься. Говорят реквизировано много тральщиков.
— А зачем тральщики?
— Они очищают море от мин и применяются для борьбы с подводными лодками.
— Разве могут прийти в Японию подводные лодки неприятеля?
— Придут или не придут, мы этого не знаем, но во всяком случае в Америке имеются так называемые подводные крейсера, которые могут пройти двадцать пять тысяч морских миль без пополнения топливом.
Собеседник удивился:
— Вот как? Значит, от Америки до Японии двадцать пять тысяч миль?
— Нет, от нас до Америки четыре тысячи пятьсот сорок пять миль, но если округлить эту цифру, то выйдет два с половиной хода туда и обратно.
— Если они и пройдут четыре тысячи пятьсот сорок пять миль, то, вероятно, не будут ходить несколько раз туда и обратно.
— Подводные лодки имеются и в более близком месте, в Маниле в тысяча семьсот четырнадцати милях от Иокосука. Эти подводные лодки поменьше.
— Ну, это большая разница.
Когда поезд подошел к Офуна, после пересадки в поезд электрической дороги, число одетых в матросскую форму еще более увеличилось. Несколько матросов, очевидно, сослуживцев, столпившись в дверях вагона, громко шумели.
— Э, ты жив еще?
— Смотри-ка, этот дурень отрастил усы! Ты что делал-то после службы?
— Я-то? Я на машине ездил.
— Где же, на паровозе или автомобиле? Военный должен говорить ясно.
— Верно, верно. На автомобиле шофером.
— А усы там обязательно нужны?
— Я был шофером полицейского конвойного автомобиля, там нужно поддерживать свое достоинство.
Поезд подошел к Иокосука и несколько сот матросов вышли из грязноватой станции. Старые матросы, забившие всю дорогу к Касугаура, удивленно осматривали совершенно изменившийся военный порт.
В Иокосукском экипаже от главных ворот до первого барака в два ряда располагались палатки, каждая из которых могла вместить по несколько десятков мобилизованных. В самой большой палатке за столом сидел с папиросой начальник отдела личного состава управления порта.
— По четыре!
Унтерофицер, стоявший у ворот, наводил порядок.
Старые матросы, разбившись по четыре, входили по одному, отдавали честь офицеру и называли фамилии и имена.
— Момма Китаро…..
Фельдфебель мобилизационного отдела, стоявший возле офицера, отмечал в алфавитном списке и громко кричал.
— Есть, следующий!
— Онадера Кенкити.
— Есть, следующий.
В критический для страны момент старые матросы съехались со всех сторон: с запада из префектуры Миэ, с севера с Хокайдо, с Сахалина.
Как местные, так и затребованные на помощь из соседнего морского госпиталя врачи производили в бараке медицинский осмотр мобилизованных.
Шел уже третий день призыва.
Сравнительно молодой для запасного матрос Кавано Цуиоси выступил на шаг вперед при командре «следующий».
— Кавано Цуиоси?… Нет такого…
— Кавано… Здесь нет.
Зауряд-офицер удивленно посмотрел на матроса.
— У него на фуражке совсем другая надпись.
Фуражку подошедшего опоясывала лента с надписью «15-ый дивизион миноносцев».
— Что такое, — спросил офицер. — Ты — запасной?
— Нет, я на действительной службе, — подавленно ответил матрос. — Я — матрос 1-ого класса Кавано Цуиоси, год тому назад дезертировавший с миноносца 15-ого дивизиона Нара.
— Ты — дезертир? — изумленно посмотрел на него офицер.
— Так точно, прошу отправить меня на корабль вместе с другими.
4