Горели — ярки и богаты;Был чист и светел кругозор!Душа стремилась на простор,Неслась могуществом порываНазло непрочному уму,На звук какого-то призыва,Бог весть зачем, бог весть к чему!Теперь все мертвенно, все бледно…То праздник жизни проходил,Сиял торжественно, победно,Сиял… и цвет свой обронил.4В глухом безвременье печалиИ в одиночестве немомНе мы одни свой век кончали,Объяты странным полусном.На сердце — желчь, в уме — забота,Почти во всем вразумлены;Холодной осени дремотаСменила веянья весны.Кто нас любил — ушли в забвенье,А люди чуждые растут,И два соседних поколеньяОдно другого не поймут.Мы ждем, молчим, но не тоскуем,Мы знаем: нет для нас мечты…Мы у прошедшего воруемЕго завядшие цветы.Сплетаем их в венцы, в короны,Порой смеемся на пирах…Совсем, совсем Анакреоны,Но только не в живых цветах.
«Когда обширная семья…»
Когда обширная семьяМужает и растет,Как грустно мне, что знаю яТо, что их, бедных, ждет.Соблазна много, путь далек!И, если час придет,Судьба их родственный кружокОпять здесь соберет!То будет ломаный народБорцов-полукалек,Тех, что собой завалят входВ двадцатый, в лучший век…Сквозь гробы их из вечной тьмыПотянутся на светИные, лучшие, чем мы,Борцы грядущих лет.И первым добрым делом их,Когда они придут,То будет, что отцов своихОни не проклянут.
«Нет, жалко бросить мне на сцену…»
Нет, жалко бросить мне на сценуТворенья чувств и дум моих,Чтобы заимствовать им ценуОт сил случайных и чужих,Чтобы умению актераИх воплощенье поручать,Чтоб в лжи кулис, в обмане взораИм в маске правды проступать;Чтоб, с завершеньем представленья,Их трепет тайный, их стремленья —Как только опустеет зал,Мрак непроглядный обуял.