сильной рукой, посадил против себя и всю дорогу расспрашивал о станке. Егор осмелел, рассказывал толково и внятно, а царь любовался его оживленным лицом.

Царский поезд остановился у дома Марковых. Никогда еще не было на Маросейке такого переполоха. Народ бежал отовсюду и толпился у ворот, но во двор никто не осмеливался войти. Аграфены не было дома. Царь сразу прошел в амбарушку и с восхищением остановился перед нарядным, блестящим станком.

– Ах, Егор, дорого ты мне платишь за мои о тебе заботы, – сказал царь.

– Делаю только то, что долг велит, что люблю пуще жизни, – прошептал Егор.

– Если бы все долг так, как ты, понимали! – воскликнул царь и переменил разговор: – Посмотрим, как твой станок работает! – Он сбросил парадный кафтан, схватил деревянную болванку и начал зажимать.

Петр весь углубился в работу: менял скорости, вставлял разные болванки, так и сяк приставлял резцы…

– Ух, знатный станок! – прищелкнул языком царь, досыта наработавшись. – Ну, Егор Марков, царский токарь, поедешь ты в Питербурх… В мой северный парадиз!

Егор изменился в лице.

– Испугался?

– Нет, ничего. Это я от нечаянности!

– То-то! Ну, прощай, Егор! Увидимся! Станочек-то с собой вези в Питербурх!

– Слушаю, ваше величество!

Маросейка и все окрестные улицы и переулки взволнованно обсуждали неслыханную удачу Егора Маркова.

Семен Ракитин, придя с поздравлением, застал дома одну Аграфену. Она горько плакала, вытирая слезы краем фартука.

– Вот те и на, – с веселым удивлением воскликнул Ракитин. – Ты чего слезы льешь?

– Про Илюшеньку вспомнила… Где-то он теперь, бессчастная головушка, шатается?

Ракитин помолчал, подумал.

– Да, кума, разная судьба твоим сынам выпала: один в опале,[70] другой в хвале. У царя люди неравны: одного он возвышает, другого унижает. Оно и понятно: Илюшка твой за народ страдал, а Егорка царю мастерством угождал! Один прям, а другой умен. Умному и досталось счастье, так ты на это счастье радуйся!

– Да ведь в Питербурх царь Егорушку берет.

– Не беда. И в Питербурхе люди живут. Будет тебе с попутными людьми грамотки посылать, а иной раз и деньжат малую толику.

Аграфена так и вскинулась:

– Чтобы я Егорушку одного отпустила! Еду, с ним еду, соседушка!

– И то добре, – согласился Ракитин. – По правде молвить, тебе в Москве и делать нечего. Женщина ты одинокая, вся радость около сына.

– Только, только около него! Одна думка меня смущает: вдруг Илюшенька на Москву придет, а родимое место пусто стоит.

– Соседка, а Ракитины-то на что? Обскажем, все обскажем старшому твоему, где вас разыскивать. А коли надо будет, так и поможем, чем богаты.

– Вот уж спасибо за это, заботы на душе не будет.

Вечером поздравлять Егора пришел Иван, приказчик купца Русакова.

– Езжай, Егор, – сказал он, не скрывая зависти. – Отписывай из нового города, как там и что. Глядишь, рассчитаюсь я у купца и следом за тобой махну!

– Что ты, Ваня! – испугалась Аграфена. – От такого места?!

– А что тут за место? Здесь уж оно вроде и тесновато нам становится. Не красна изба углами, а красна пирогами. Мы, тетушка Аграфена, место себе везде найдем! – Иван озорно тряхнул волосами. – А уж в Питербурхе разгуляемся вволю!..

Аграфена продала домишко, поклонилась родным могилкам, взяла горсть земли с кладбища («Посыплешь на мой гроб, когда время мне придет», – сказала сыну), и в конце марта 1706 года Марковы выехали в Петербург с обозом, который вез в новый город продовольствие.

Длинный обоз медленно тащился по дороге. Мужики в армяках, в косматых шапках шли около телег, щелкали кнутами. Лапти их облепило грязью.

На одном из возов сидели Егор и Аграфена. Дорога наскучила им, они вздыхали. Мать горевала об оставленной Москве, а сын нетерпеливо ждал будущего.

– Когда мы из Москвы-то выехали? – говорила Аграфена. – Небось недели две уж прошло?

– Когда мы в Питербурх приедем? – тосковал Егор. – Целых две недели, как проклятые, тянемся…

Недавно проложенная дорога была вся в буграх и ямах. Часто проезжали казенные люди, спешившие по царской надобности. Несколько раз обозу встречались большие партии ободранных, голодных мужиков, которых гнали в Петербург конные драгуны. Это шли новые строители взамен погибших на работе.

Ночевали в деревушках, а в хорошую погоду сворачивали в поле, выпрягали лошадей, разводили костры, варили кашу. Егор лежал в теплом тулупе на возу, задумчиво смотрел на звезды.

Чем ближе к Питеру, тем хуже становилась дорога. Лошади еле тащили телеги по топям и болотам.

Ямщики чертыхались, остервенело хлестали измученных коней.

– Все ничего, братцы, кабы не камни, – ворчали обозники. – И какой черт выдумал их возить?!

– Но-но! – обрывал недовольных староста Антон. – Царский указ – святое дело!

Со времени основания Петербурга каждый приезжающий обязан был сдать у заставы нового города несколько камней для мостовой. От этой повинности не освобождался ни простолюдин, ни вельможа. В низменных, болотистых окрестностях Петербурга не было камня – булыжник приходилось везти издалека. Этот добавочный груз особенно озлоблял ямщиков.

Стали подъезжать к Петербургу. Все те же болота, те же леса вокруг, впереди – никаких признаков большого города. Только длинная просека, по которой тянулся обоз, стала многолюдней.

– Приехали, Егор Константиныч! – сказал Антон.

– Где же город? – удивился Марков.

– Вот он. – Ямщик обвел рукой обширное пространство впереди себя.

В разных местах поднимались дымки топившихся печей: было утро, и хозяйки стряпали так же, как они стряпали раньше в Москве, в Туле, в Орле, в Перми – во всех многочисленных местностях Российского государства, откуда согнал их и перебросил на далекую Балтику царский указ.

У дороги стояла большая бревенчатая изба. Проезд был загорожен жердью, положенной на козлы. Из избы вышли заставные сторожа и начали проверять подорожные грамоты. Из рощ доносились стук топоров и дружное уханье: это плотники строили хоромы для вельмож и дома для простых людей.

«Много, ох много работы впереди!..» – вспомнил Егор слова царя.

Наконец обоз остановился у невысокого вала, по верху которого шел прочный деревянный палисад. За палисадом виднелись высокие сараи. Через открытые ворота въезжали возы с поклажей. У ворот, около будки, стоял солдат в тулупе и с мушкетом.

– Это Адмиралтейство. Здесь корабли строятся, – объяснил Егору староста. – И всякие товары складываются. Здесь нашему обозу остановка. А вас куда прикажете доставить?

Марков задумался.

– Придется первым делом во дворец, – сказал он, – к государю Петру Алексеевичу явиться. А там уж, как он укажет.

Антон влез в телегу, подстегнул лошадь, обогнул Адмиралтейство и выехал на набережную.

– Вот и Нева!.. – объяснил Антон.

Огромная река величаво катила среди низких берегов мутные весенние воды. На просторе Невы белели паруса. Богатая галера с дюжиной гребцов везла важного вельможу. Галера промелькнула и скрылась, К берегу пристал ялик. Из лодки выскочили два чиновника со свертками бумаг под мышкой и побежали в Адмиралтейство.

Телега остановилась у небольшой пристани.