— Страшная тайна, покрытая мраком. Никому не могу сказать, даже тебе.

— Ну скажи, Тай, миленький, пожалуйста! — настаивала она. — Ты же знаешь, я не проболтаюсь.

— Ладно, скажу в следующее воскресенье.

Она сморщила нос.

— Спасибо и на этом. — Насос поднимал и опускал ее грудь, нагоняя воздух в легкие. — Надеюсь, никто не попытается... заставить тебя... проговориться? Рассказать, где находится лошадь? — Снова тревога, снова беспокойство. Она не могла быть иной. Она постоянно ходила по краю пропасти в ожидании чего-то, что может окончательно погубить ее.

— Конечно, нет, дорогая. Как им это удастся?

— Не знаю, — сказала она, но глаза ее были полны страха.

— Не волнуйся, — с улыбкой произнес я. — Если мне станут угрожать чем-нибудь действительно ужасным, я быстренько скажу, где эта лошадь. Ни один самый лучший на свете скакун того не стоит. Вспомни Дэмбли. Никто не станет жертвовать собой или благополучием близких ради участия лошади в скачках.

Элизабет уловила в моем тоне искренность и успокоилась. Мы включили телевизор и стали смотреть какой-то чудовищно старый фильм, нагнавший на меня смертельную тоску. Три часа. Я был бы уже на пути домой, если б поехал в Вирджиния-Уотерс. И еще пятница... Редкий, неожиданный подарок. Однако плохо, что аппетит, как кто-то сказал, приходит во время еды. Следующее воскресенье казалось невероятно далеким, словно я смотрел на него в телескоп с другого конца.

Выпивка, ужин, уход за Элизабет, постель. Никто не зашел, никто не звонил. Пару раз, когда я лежал в кресле, мне пришло в голову, что вызов, брошенный жуликам в статье, должно быть, расшевелил где-то огромное осиное гнездо.

Гудите, гудите, хлопотливые маленькие осы. Летайте вокруг «Блейз». Только не жальте меня.

Понедельник я провел в хлопотах по дому. Мыл фургон, писал письма, ходил покупать себе носки, не приближался к поездам, идущим на скачки в Лестер.

Два раза звонил Дерри и сообщил: (а) Тиддли Пом процветает, и (б) ребятишки Ронси прислали ему пачку мятной жвачки.

— Ты здорово заработал, — сказал я.

— Да вообще-то они неплохие ребята...

— Представляю, с каким удовольствием ты поедешь их забирать!

Он прищелкнул языком и повесил трубку. Во вторник утром я пошел на работу. Был один из тех темноватых ноябрьских деньков, когда воздух насыщен влагой с кисловатым привкусом надвигающегося тумана. В одиннадцать утра еще ярко горели фонари. По Флит-стрит спешили люди, злобно присматриваясь друг к другу, словно вычисляя, кто сегодня сломает себе шею где-нибудь на повороте или лестничной ступеньке, а один человек покупал специальные спички для слепых.

Настроение у Люка-Джона и Дерри было под стать погоде.

— Что случилось? — скромно спросил я.

— Ничего не случилось, — ответил Дерри.

— Так в чем же дело?

— Где реакция? — сердито проворчал Люк-Джон. — Ни письма. Ни звонка. Впрочем, может, парни Бостона звонили тебе и угрожали?

— Нет, не звонили.

Спортивный отдел погрузился во мрак. Только я нисколечко не огорчался, что статья провалилась с треском. Если только это действительно так. Пока еще рано делать какие-либо выводы. И я высказал им свои соображения.

— Будем надеяться, что ты прав. Тай, — подозрительным тоном произнес Люк-Джон. — Будем надеяться, что все до сих пор не было простым совпадением... Берт Чехов и нестартеры... Хорошо, если «Блейз» не угробила столько времени и денег на Тиддли Пома напрасно.

— Случай с ребятами Чарли Бостона не был простым совпадением.

— Надеюсь, что нет. — Он проговорил это таким тоном, словно считал, что я толком не разобрался в намерениях ребят Бостона.

— А что, вашему другу из Манчестера удалось узнать что-нибудь новенькое о Чарли Б.? — спросил я.

Люк-Джон пожал плечами:

— Да так, в основном разговоры о том, что вся его сеть игорных лавок перешла к более крупному концерну. Однако на деле все по-старому. Во всяком случае, он на своем месте и сам заправляет всеми делами.

— Что за концерн?

— Не знаю.

На всякий случай мы позвонили в четыре крупнейшие букмекерские конторы Лондона, контролирующие целую систему игорных лавок по стране. Ни в одной из них не проявили интереса к приобретению лавок Чарли Бостона. Правда, в голосе одного из дельцов я уловил нерешительность, и, когда на него как следует нажали, он сообщил:

— Примерно год назад мы действительно закидывали удочку насчет этой покупки. И поняли, что одновременно ими интересуется какой-то иностранец. Но Бостон решил сохранить независимость и отклонил оба предложения.

— Благодарю вас, — сказал я, а Люк-Джон ехидно заметил, что я весьма далеко продвинулся в своем расследовании. И с яростью переключился на разбор целой груды писем, пришедших на статью одного из корреспондентов. А Дерри принялся заполнять бланки для скачек на второй день Рождества. Рабочая неделя со скрипом набирала ход. Вторник — день сплетен, среда — планирование, четверг — сочинение материалов, пятница — редактура, суббота — печатание. В воскресенье — выпуск «Блейз». А по понедельникам нашими статьями разжигали огонь в очагах или же заворачивали в них рыбу и картофельные чипсы. Бессмертие — не для журналистов.

Вторник был также днем выхода «Тэлли». Ни в редакцию, ни домой номера мне не прислали. Я дошел до ближайшего киоска, купил один экземпляр и вернулся.

Сногсшибательные фотографии, действительно высокого класса, и материал подан с толком. Следовало признать, что этот Шенкертон знал свое дело. Я даже простил ему вольное обращение с моим синтаксисом.

Позвонил в отдел доставки «Тэлли». Так и знал: они не высылают бесплатных экземпляров героям своих очерков, это не в их правилах. Но может быть, они все-таки сделают исключение? О, разумеется, давайте адрес, а счет вам пришлют. Я продиктовал шесть адресов: Хантерсонов, Ронси, Сэнди Виллис, Колли Гиббонса, Дермота Финнегана и Уилли Ондроя.

Дерри схватил журнал и начал просматривать мою статью со скоростью примерно с три раза меньшей, чем у Люка-Джона.

— Очень, очень глубоко, — с иронией произнес он, опуская журнал. — Сто пятьдесят морских саженей.

— И шестьдесят из них уйдет на оплату налогов.

— Кошмарная жизнь! Но если бы ты не наткнулся на Ронси, мы бы никогда не узнали о рэкете с нестартерами.

«И ребра были бы целы», — подумал я. Правда, худшее позади. Только кашель, чихание, смех и бег с препятствиями были крайне нежелательны. Я даже прекратил принимать таблетки. Еще неделя, и все окончательно пройдет.

— Пока! — кивнул я Дерри. Люк-Джон махнул веснушчатой рукой.

Зажав «Тэлли» под мышкой, я спустился в лифте и, выйдя на улицу, повернул к Стрэнду, к магазину деликатесов, где продавали австрийский яблочный пирог, который так любила Элизабет.

Купил пирог. Вышел на улицу. Услышал у самого уха голос и через пальто ощутил укол чем-то острым в области поясницы.

— Это нож, мистер Тайрон.

Я стоял не шевелясь. На самых людных улицах человека можно было заколоть на глазах у всех. Никто