следовало этого говорить. Неважно, что она там имеет. Я рассуждаю о том, чего не хватает мне. Ну, скажем, своей машины, машины спортивного типа, чтобы не приходилось каждую минуту одалживаться у Гарри. И собственной квартиры, светлой и солнечной, с окнами в парк. И чтоб не считать каждого пенни. И чтобы я могла покупать своим друзьям шикарные подарки. И иногда слетать в Париж на несколько дней, а отпуск провести в Японии...
— Тогда тебе не худо было бы выйти замуж за миллионера, — посоветовал я.
— Я и собираюсь!
Мы рассмеялись, но в глубине души я понимал, что она говорит серьезно. Мужчину, с которым она в конце концов не захочет расставаться, наверняка ожидают проблемы с добавочным подоходным налогом. Интересно, что бы она подумала, если в узнала, что денег у меня ровно столько, чтобы заплатить за обед и номер в гостинице, поскольку с помощью гонорара из «Тэлли» я рассчитывал заткнуть самые вопиющие дыры в семейном бюджете. Что бы она подумала, если в узнала, что на руках у меня беспомощная, парализованная жена без гроша в кармане, а вовсе не богачка?.. Возможно, узнав об этом, она постаралась бы отделаться от меня как можно скорее.
Однако мне хотелось оттянуть этот момент по мере сил и возможностей.
На первый заезд в Ньюкасле я опоздал и добрался до ложи прессы только к середине второго. Деликатно прозондировав почву у коллег-журналистов, я узнал, что в скачках с препятствиями, во время которых я пытался убедить водителя такси поднять ставку до двадцати, ничего сенсационного не произошло. Люк-Джон ни о чем не догадается.
После четвертого заезда я продиктовал по телефону краткое сообщение, а после пятого, во время которого один из ведущих жокеев сломал ногу, передал второе.
Перед самым концом соревнований кто-то тронул меня за руку. Я обернулся: Колли Гиббоне. Вид у него был смущенный и раздосадованный.
— Послушайте, Тай, окажите мне одну услугу.
— Какую именно?
— Вы ведь поездом приехали? Первым классом?
Я кивнул: по этой части в «Блейз» не скупились.
— Тогда поменяемся обратными билетами. — Он вытащил из кармана узкую книжечку, которая оказалась билетом на самолет от Ньюкасла до Хитроу. — Тут затеяли какую-то дурацкую встречу, надо идти сразу после скачек, — объяснил он. — И я никак не поспеваю на самолет. Причем узнал об этом только сейчас... и все это чертовски неудобно. Но поезд идет позднее. А мне непременно надо сегодня же вернуться в Лондон.
— Договорились, — согласился я. — Я не против.
Он улыбнулся, но хмурое выражение не сошло с его лица.
— Спасибо! И вот вам ключи от машины. Она на стоянке, напротив небоскреба «Европа». — Он сообщил мне номер машины и объяснил, где ее найти. — Поедете на ней домой.
— Уж лучше доеду до вашего дома и там оставлю, — сказал я. — Тогда не надо будет возиться с ней завтра.
— Ну, как вам удобнее...
Я кивнул и протянул ему свой билет.
— Здесь живет один мой приятель, он должен был подкинуть меня до аэродрома. Попрошу его отвезти вас.
— Есть новости от жены? — спросил я.
— Да в том-то и дело... Она написала, что нам надо попробовать начать все сначала. Сегодня вечером возвращается домой. Если я не приеду к ночи, начнутся подозрения, и она снова уйдет.
— Может, плюнуть на эту встречу? — посоветовал я.
— Не могу, обязали быть. Да теперь и неважно, вы так помогли мне... Уж будьте другом до конца. Передайте ей, если застанете дома, что я скоро приеду.
— Непременно передам.
Приятель Гиббонса подвез меня до аэродрома, я долетел до Хитроу, разыскал машину, приехал в Хэмпстед, все объяснил миссис Гиббоне, которая обещала ждать, и, к радости Элизабет и неудовольствию миссис Вудворд, вернулся домой на два с половиной часа раньше срока.
Воскресное утро. Мать Элизабет не приехала. Десять пятнадцать. Десять тридцать. Ее нет. В одиннадцать позвонили с фермы и сообщили, что моя теща лежит в постели с каким-то вирусным заболеванием, нет, ничего серьезного, не беспокойтесь, она позвонит дочери, как только ей станет немного получше.
Все это я изложил Элизабет.
— Что ж, — сказала Элизабет с философским спокойствием, — мы тихо и уютно проведем день вдвоем...
Я улыбнулся ей, изо всех сил стараясь скрыть разочарование.
— А как ты думаешь, не согласится ли Сью Дэвис побыть с тобой минутку, пока я сбегаю за виски?
— Надо попросить, она сама купит.
— Да я хочу немного поразмяться.
Она понимающе улыбнулась и позвонила Сью. Та появилась в двенадцать в джинсах, перепачканных мукой.
Я добежал до ближайшего автомата и набрал номер Хантерсонов. Телефон звонил и звонил, но никто не ответил. Уже ни на что не надеясь, я узнал номер станции в Вирджиния-Уотерс и позвонил туда. Нет, ответили мне, никто не заметил никакой молодой дамы, ожидавшей в автомобиле на стоянке. И утром тоже не видели. Я опять позвонил Хантерсонам. Тот же результат.
Я вяло дошел до ближайшей пивной и купил виски, потом попробовал позвонить еще раз по телефону, установленному в маленьком холле. Ни ответа. Ни Гейл.
Я пошел домой.
Сью Дэвис читала Элизабет мою статью в «Блейз».
— Не в бровь, а в глаз, — радостно прокомментировала она. — Должна сказать тебе, Тай, не ожидала, что ты способен подложить такую бомбу!
— А почему бы нет? — весело спросила Элизабет с плохо замаскированным беспокойством. Ей ужасно не хотелось, чтобы меня принимали за слабохарактерного человека только потому, что я отдаю ей все свободное от работы время. Она никогда никому не рассказывала, как много я делаю для нее, постоянно притворяясь, что миссис Вудворд полностью взяла все заботы в свои руки. По-видимому, она считала, что это может показаться кому-то недостойным мужчины. На людях я должен выглядеть лихим, никогда не притрагивающимся к грязной посуде парнем. И так как я всегда хотел угодить ей, то исправно играл эту роль, пока мы с ней не оставались наедине.
— Да нет, он в порядке, — запротестовала Сью и внимательно посмотрела на меня. — Все нормально.
— И вообще, что ты хотела этим сказать? — Элизабет по-прежнему улыбалась, ожидая ответа.
— О... да только то, что наш Тай такой тихий, спокойный, а этому... — показала она на газету, — палец в рот не клади. — Склонив голову набок, она оценивающе посмотрела на меня, потом повернулась к Элизабет и, движимая лучшими намерениями, сказала: — Этот такой мягкий, а тот твердый как камень.
— И ничуть не мягкий, — уловив в смехе Элизабет оттенок огорчения, возразил я. — Когда тебя здесь нет, я швыряю ее по комнате, а каждую пятницу ставлю фонарь под глазом. — Элизабет успокоилась, ей понравился мой ответ. — Оставайся, выпей с нами, — предложил я Сью, — раз уж я бегал за виски.
Но Сью отправилась домой допекать свой йоркширский пудинг, а я, не желая обсуждать произошедший разговор, поспешил на кухню готовить омлет. Элизабет очень любила омлеты и с помощью нового электроблока успешно расправлялась с ними сама. Я немного помог ей, когда ее рука устала. Потом сварил кофе и закрепил кружку в держалке.
— А ты и вправду знаешь, где спрятана лошадь? — спросила она.
— Тиддли Пом? Да, конечно.
— Где же?