— Он убьет мою дочь и выберет другую цель, и тогда мы уже никак не сможем его остановить.
— Согласен, — кивнул Хикс.
Я несколько секунд разглядывала папку и размышляла, что же упустила.
— А среди его жертв были женщины?
— Нет.
— Тогда зачем он похитил мою дочь? Большинство серийных убийц страдают от сексуальных расстройств. Для них убийства — это власть над тем, что в их извращенном понимании представляет жертва. Если он все время убивал исключительно мужчин, то значит, желание, которое он утоляет во время убийства, можно удовлетворить, только убив мужчину, но тогда зачем ему Лэйси?
— Чтобы воздействовать на вас.
Хикс говорил о той сделке, которую, как считал Габриель, он со мной заключил. Я могла спасти жизнь своей дочери или незнакомого мне человека.
— Но почему? Я же женщина, значит, уже не то.
— Возможно, вы с Лэйси и не должны быть жертвами, возможно, он задумал что-то другое.
— И что это, черт побери? — спросил Чавес.
Мое сердце
— Он хочет, чтобы мы довели его представление до логического конца.
Я взглянула на Хикса, и тот кивнул.
— Серийное убийство, показанное в прямом эфире и замаскированное под террористический акт. А мы с Лэйси каким-то образом будем в этом участвовать.
В комнате повисло тягостное молчание.
— Этого не произойдет, — твердо сказал Хикс. — Мы и раньше принимали все необходимые меры безопасности, а в этот раз сделаем даже больше. Мы знаем, как он выглядит, и не допустим, чтобы какой-то объект, в котором может быть спрятана бомба, приблизился к бульвару, где пойдет процессия, особенно к первым двум кварталам, откуда ведется трансляция.
— Может, завтра будет дождь, и все останутся дома, — сказал Чавес.
Хикс покачал головой:
— Нет, к полуночи небо прояснится, и шторм уйдет на восток. Завтра будет отличная погода.
— Прямо как на картинке, — тихо сказала я. — А что с теми телефонами, с которых он мне звонил?
— Оба раза с разных, причем и тот, и другой были украдены. Толку мало.
— Так что же мы будем делать в ближайшие двадцать часов? — спросил Чавес.
— У нас есть только две зацепки, — начал Хикс.
Я закончила за него:
— Во-первых, он собирается использовать меня, а во-вторых, нам известно, что он не намерен убивать себя.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Чавес.
— Серийные убийцы не склонны к самоубийствам. На самом деле они обычно боятся умереть. И пока их не поймают, они будут делать все, лишь бы выжить. Но есть и еще одна возможность, — сказала я с неохотой, словно слова вылетали из моего рта вопреки моей воле. — Неважно, что мы уже узнали о предыдущих преступлениях Габриеля или о том, что с ним сделали отец, мать, сосед или еще кто-то, что и послужило причиной отклонений, но есть одна вещь, которая все это перечеркивает.
— И что это? — уточнил Чавес.
Я посмотрела на Гаррисона и по его глазам поняла, что он знает, что я сейчас скажу.
— Все это неважно, если он шагнул на новый уровень, меняясь с каждым новым преступлением.
И тут зазвонил мобильник. Все начали хлопать себя по карманам, а потом посмотрели на телефон у меня в руке.
— Если это Габриель, то не говорите ему, что мы установили его личность. Если у вашей дочки и есть какие-то шансы, то мы сможем воспользоваться ими, только продолжая спектакль.
Я кивнула, сделала глубокий вдох, чтобы собраться, и ответила:
— Делилло.
— Лейтенант, вам понравился костер?
Габриель говорил все тем же бесстрастным голосом, который мог принадлежать либо человеку, четко взвешивающему все свои действия, либо безумцу. Но в обоих случаях результат тот же. У меня возникло чувство, что меня только что окунули в прорубь.
Я обвела взглядом всех присутствующих и кивнула.
— Не нужно было этого делать, Суини не мог тебя опознать.
— Всегда нужно быть осторожным.
— Но он не должен был умирать.
Габриель засмеялся, если можно назвать эти звуки смехом. Они вырывались из тех уголков его души, где хранились самые безумные идеи и мечты.
— Все должны умереть.
— Почему?
— Потому что вы слабы и вас нужно наказать.
— Я хочу поговорить с моей дочерью.
— Нет, нет, — сказал он тоном рассерженного отца. — Лучше скажи ФБР, что они просто сопливые ребятишки и я исправил все свои ошибки.
Он повесил трубку. Во мне поднималась волна злобы, и я с трудом удержалась, чтобы не стукнуть телефоном об стол.
— Что он сказал? — спросил Хикс.
Я быстро воспроизвела слова Габриеля в голове, пытаясь расшифровать их значение.
— Он сказал, что исправил все свои ошибки.
— А что, черт побери, он имел в виду? — спросил Чавес.
Я посмотрела на Гаррисона.
— Какие еще ошибки?
— Убил Суини, наверстав упущенное.
— «Ошибки». Во множественном числе. Какая вторая?
— Если Габриель намекает на что-то, неизвестное нам, тогда для нас эта фраза бессмысленна.
— Нет, в этом случае он не стал бы мне ее говорить. Он хочет от нас реакции. Хвастается. Значит, совершил что-то еще.
Гаррисон покопался в памяти, отматывая назад кровавые события последних сорока часов.
— Трэйвер, можно ли считать ошибкой то, что он выжил?
Я покачала головой. Габриелю плевать на Трэйвера. Бомба в бунгало сработала. Та ошибка произошла не по вине Габриеля, просто Трэйвер взял и вошел в дверь вместо Суини. Нет, он «исправил» что-то другое.
— Только двое свидетелей могут опознать Габриеля. Но он говорил не о Лэйси, поскольку в случае ее смерти лишился бы власти надо мной. Остается Филипп Жэне.
— Но если мы правы насчет Филиппа, то Габриель оставил его в живых, чтобы у нас было описание его внешности, — сказал Гаррисон.
Что же мы упускаем? Логика, за которую мы так упорно цеплялись в наших рассуждениях, была правильной, но я упускала нечто, написанное мелким шрифтом. Я посмотрела на Гаррисона.
— Что ты сказал о причинах его поступка?
— Он хотел, чтобы у нас было описание…
— Ага, вот оно.
— Что «оно»? — уточнил Чавес.
— Габриель хотел, чтобы у нас было описание, и Филипп дал его нам.
— И что? — спросил Хикс.
— А то. Теперь Габриелю припишут все его преступления, он — само воплощение зла.
