Тут из дома вышел Чавес, неся в полиэтиленовом пакете туфлю Лэйси. Он передал ее другому офицеру, обменялся с ним парой слов и посмотрел в мою сторону.

В этот момент снова зазвонил телефон. Такую встряску я раньше испытывала, когда сообщали об огнестреле. Я уставилась на него. Отвечать не хотелось. Было страшно от того, кто это может быть или, наоборот, не быть. После пятого гудка я все-таки ответила:

— Делилло.

На другом конце провода раздался звук, напоминающий сирену пожарной машины.

— Это Делилло, — повторила я.

И тут раздался голосок, дрожащий от страха и непонимания:

— Мама. Мамочка.

Я прижала телефон к щеке.

— Лэйси, где ты?

Тишина.

— Лэйси… Лэйси, ты слышишь меня? — спросила я, во мне нарастало отчаяние. — Лэйси, ты слышишь? Ты цела? Ты знаешь, где ты?

— Нет, она не знает.

Голос был каким-то искаженным, низким, смазанным, словно раздавался с сюрреалистичного полотна, где вся действительность перекошена и растянута во всех направлениях. Я тут же поняла, что это Габриель.

— Ах ты, ублюдок, — вырвалось у меня.

— А вы пустое место.

Слова просочились через трубку, словно рука схватившая и сжавшая сердце. В этот момент он был для меня самым могущественным человеком в мире. Словно мифологическое божество, Габриель мог вершить судьбы мира одним движением пальца, одним словом. Он прав. Я чувствовала себя пустым местом.

— Теперь вы мой партнер, лейтенант. И вы будете делать то, что я вам велю, иначе ваша дочь умрет.

— Я не собираюсь заключать с тобой сделок.

— Может, пока и не собираетесь. Но что, если я предоставлю вам выбор — спасти жизнь незнакомому вам человеку или дочери?

— Ты спятил.

— Если вы не выполните то, что я вам велю, ваша жизнь превратится в ад.

— Прошу тебя, не надо. Не трогай мою дочь.

Произнеся эти слова, я ощутила себя слабой, но не было смысла скрывать это. Я и была слабой. И Габриель понимал это — я сделаю все.

— Прошу тебя, возьми меня вместо нее.

Снова молчание.

— Черт побери, возьми меня! Меня!

— Мамочка, — снова раздался голосок Лэйси.

Казалось, ее слезы стекают с трубки прямо мне в руку.

— Лэйси.

И тут связь внезапно прервалась, словно дочку выдернули из моих рук. Пока мое сознание оставалось еще незатуманенным, я попыталась определить номер, но он был заблокирован. Я прислонилась к машине, но ноги стали как ватные, и я осела на мокрый тротуар и спрятала лицо в ладонях. Дождь мочил мои волосы.

Думай, найди какую-нибудь зацепку, еще раз проговори слова Габриеля, вспомни звуки на заднем фоне, всё. Наверняка что-то обнаружишь.

Я открыла глаза. Рядом со мной сел на корточки Чавес.

— Что случилось, Алекс?

— Я слышала ее голос.

Он посмотрел на телефон, валявшийся рядом на асфальте.

— Лэйси? Ты говорила с Лэйси?

Я кивнула.

— Она напугана. Господи, она так напугана.

Он положил мне руку на колени и тихонько сжал их, пытаясь вернуть меня к действительности.

— Поговори со мной, Алекс.

Я смотрела поверх него, как будто в темный угол неизвестной комнаты, где в ужасе съежилась девочка-подросток. Раздался свист крыльев. Это ворона пролетела над головой, словно возвращая меня в настоящее. Я заглянула в добрые темные глаза Чавеса, а потом схватила его за руку.

— Что случилось? — спросил он.

Я подняла голову и позволила каплям дождя падать на лицо.

— Она… — Я не могла подобрать слова.

— Алекс, что случилось?

Я закрыла глаза, подставив лицо под струи дождя еще на несколько секунд, лелея тщетную надежду, что они смоют все происходящее как страшный сон. Если я расскажу все Чавесу, сможет ли он мне доверять? Может, я прошу слишком многого? А если я не расскажу, то смогу ли доверять самой себе? Достаточно ли я сильная? По телу прошла мелкая ледяная дрожь. Я думала только о том, стала ли я соучастником безумия Габриеля. Я посмотрела на Чавеса.

— Скажи что-нибудь, Алекс.

— Моя жизнь превратится в сущий ад.

Целый час я просидела, слушая, как капли дождя с шумом танцуют на капоте автомобиля, пока эксперты прочесывали место преступления. Ждет ли нас в пустом доме чудо в виде пряди волос или волокон ткани? Или отпечаток пальца, который словно карта приведет нас в логово Габриеля, где он прячет мою девочку? Но мое сердце, как барабан первобытного племени, выстукивало ответ. Нет, нет, нет, нет.

Чавес велел мне подремать несколько минут, но как только я пыталась закрыть глаза и скользнуть в объятия сна, звуки дочкиного голоса возвращали меня к холодной дождливой реальности. «Мама. Мамочка».

Господи. Никто из родителей не должен слышать такое. Никогда.

Я смотрела на происходящее снаружи через струи, стекающие по ветровому стеклу. Картина напоминала отражение в кривом зеркале. Свет мигалок преломлялся и искажался. Казалось, что полицейские, работающие на месте преступления, снуют туда-сюда, то появляясь, то исчезая, словно проходят сквозь черные дыры в пространстве. И лишь одна мысль оставалась неизменной и грозилась проглотить меня целиком: как я могла не суметь защитить своего ребенка? Как могла я, детектив убойного отдела, не знать, какое зло прячется в тени? Я ведь не наивная провинциальная мамаша, которая видела преступления только на экране телевизора. Я живу с ними бок о бок вот уже двадцать лет. Я держала в руках растерянных жертв, истекающих кровью. Видела, как преступление разбивает семьи и судьбы. Наблюдала, как оно разрушает надежды и душит мечты. И все-таки это произошло в моем доме, с моим ребенком, уничтожив иллюзию защищенности. Как я могла быть настолько слепой? Как?!

Гаррисон постучал в окно и ждал, пока я открою дверь, которую, как оказалось, я заперла изнутри. Я открыла дверцу со стороны водителя, и он выскользнул из плена дождя. За ним тянулся шлейф аромата влажных эвкалиптовых листьев, который тут же заполнил весь салон.

— Возможно, придется прерваться, — сказал он безо всякого выражения. Его тон не оставлял места для ложных надежд. — Служащий мотеля на Колорадо сообщил, что, возможно, один из постояльцев —