террористическим актом.
— Такая же машина, как у Филиппа, отъезжала от того места, где была похищена Лэйси…
— Просто какая-то белая машина, ни марки, ни модели, остальное — ваши домыслы.
— Габриель заставил Филиппа остановиться напротив моего дома, где, собственно, и проживает жертва похищения. На мой взгляд, чем не связь?
— Если Габриель причастен к покушению на вас и вашего напарника, то разве это не объясняет его появление возле вашего дома? Вы уже один раз были мишенью. Думаю, он следил за вами, а не за вашей дочерью.
— Я не считаю, что он пытался убить нас с Трэйвером. Полагаю, бомба предназначалась для Суини.
— Почему?
— Он убивает всех, кто может его опознать.
— Так вы думаете, что ваша дочка могла быть похищена потому, что видела его?
— Это возможно.
Хикс покачал головой.
— Не сходится. Он мог бы убить и Филиппа, но почему не сделал это?
— Или нам повезло, или преступник играет с нами в какую-то игру.
— А как же требование выкупа? Зачем привлекать к себе дополнительное внимание полиции? Если Габриель тот, кем кажется, то он здесь ради одной цели — заложить бомбу. Похищение не вписывается в эту схему.
— Думаю, единственное, что мы можем с точностью сказать о Габриеле, — то, что все его действия станут для нас полной неожиданностью.
Хикс посмотрел на Чавеса, который несколько секунд нервно ерзал в кресле, а потом повернулся ко мне и сказал:
— Нам нужно найти Лэйси, Алекс… — Чавес помолчал и печально опустил глаза. — Нужно найти ее. А все остальное неважно.
— Наша работа — терроризм, — отрезал Хикс. — К вечеру у меня будет сто агентов, а к завтрашнему дню — двести. Если два дела действительно пересекаются, то мы сможем помочь друг другу и обменяться информацией. Но в противном случае это даже не обсуждается. Моя работа — найти Габриеля. А вы должны отыскать свою дочь.
В дверь постучали, и вошла Джеймс:
— Вот портрет, лейтенант.
— Это для меня, — сказал Хикс.
Джеймс вопросительно взглянула на него, а потом подошла прямиком ко мне и отдала мне рисунок.
— У меня будут копии через секунду, — сказала Джеймс, обращаясь ко всем собравшимся.
У Габриеля оказались гладковыбритое лицо и короткая стрижка. Лицо шире, чем я ожидала, с полными губами и крупным носом. Тонкий шрам в виде полумесяца тянулся вниз от уголка правой брови. Как и описывал Филипп, у него были светлые проницательные глаза, даже на портрете в них читался вызов. Я несколько минут всматривалась в этот взгляд, пытаясь представить холодное сердце, скрытое за ним. Но не смогла, даже в воображении. Я арестовывала бесчисленное множество людей, совершивших все мыслимые преступления, но за редким исключением у этих злоумышленников не было зловещих тайн, и ими не руководили темные силы. Это были просто мужья, братья, жены, родители или дети, сбившиеся с пути и потерявшие контроль над собой. Над ними возобладали ситуации и эмоции — ненависть, любовь и страх. А когда все было кончено и эти люди смотрели на то, что натворили, то они напоминали зрителей телешоу, которые растеряны и не могут взять в толк, как такое могло произойти.
Но Габриель не выглядел растерянным. Если и имелся какой-то способ достучаться до его сердца, то пока что ничто из содеянного на это не указывало. Я передала портрет Хиксу и наблюдала, как глаза агента скользят по рисунку, изучая каждый сантиметр. Если его что-то и удивило, то на его лице удивление никак не отразилось.
— Его лицо вам знакомо? — спросила я.
Он еще минуту рассматривал портрет, а потом снова сел прямо и покачал головой.
— Нет, я бы запомнил.
С этими словами Хикс поднялся с места, вышел за дверь и начал названивать по мобильному. В комнате на некоторое время воцарилась тишина, словно все мы только что сошли с трапа самолета в чужой стране и не знали, где паспортный контроль.
— Ты не согласна с Хиксом, что Лэйси как-то замешана в этом? — спросил Чавес.
Его слова проплыли мимо моего сознания, словно их прокричали из несущейся на бешеной скорости машины. Я пыталась удержать нежную руку Лэйси в своей, сказать ей, что мама рядом и все будет в порядке, плакать и бояться не надо. И себя я пыталась убедить в том же.
— Алекс. — Кто-то взял меня за руку. Это Чавес обогнул стол и сидел теперь рядом со мной. — Ты сможешь заниматься этим делом?
Я кивнула. Я должна, другого выбора нет. Ничто меня не остановит, и я найду свою девочку.
— Помнишь, как ты мне сказал, что самое важное в нашем деле?
Он улыбнулся.
— Всегда поддерживать людей, которые умнее тебя.
Уголки его губ опустились. Он крепился изо всех сил.
— Нет такой вещи, как совпадение, — сказала я.
Мускулы на его лице расслабились. Он хотел спросить что-то еще, но не знал как. Как нормальный человек вообще может произнести это?
— А как же…
— Я заплачу. Даже если мне придется пахать потом всю мою жизнь, я сделаю все, чтобы вернуть дочь.
— Хорошо, — сказал Чавес. — Но позволь мне и полиции Пасадены беспокоиться из-за денег. С чего ты начнешь?
Можно было сделать много шагов, но какая дорога ведет к моей девочке? Что, если я выберу не ту?
— Я хочу, чтобы на телефоны Брима и Финли поставили прослушку.
— Я лично получу ордер, — заверил меня Чавес.
— Плюс наблюдение за их женами.
Норт и Фоули кивнули.
— Пока что ни о чем не сообщать прессе. Чтобы никаких слухов, ничего.
— Ни слова, — сказал Чавес.
Я посмотрела на Гаррисона.
— А мы начнем с комнаты Лэйси.
Мне нужно знать все ее секреты, и для этого придется разорвать ту тонкую ниточку доверия, которая еще осталась между нами. Все стали расходиться, а я поднялась из-за стола и посмотрела на Гаррисона.
— Подожди меня несколько минут.
Гаррисон кивнул и, когда мы покинули конференц-зал, пошел за мной следом на некотором расстоянии. Проходя по участку, я увидела, как Филипп в сопровождении Хикса и двух других агентов идет к дверям. Он взглянул на меня, а потом на секунду посмотрел в глаза Гаррисону, шедшему сзади. Филипп должен был погибнуть, но избежал этой участи, тут Хикс прав. И если это не просто удача, то, значит, Габриель хочет, чтобы у нас был его портрет. Но зачем? С какой целью? Филипп улыбнулся мне, словно благодаря, а потом его вывели за дверь.
— Как ты думаешь, нам просто повезло, — обратилась я к Гаррисону, — или Габриель хочет, чтобы мы увидели его лицо?
Гаррисон взглянул на дверь, за которой скрылся Филипп.
— Я об этом размышлял… Но самое большее, до чего додумался, — Габриель не мог знать, что я буду