— Сорок девять минут, — сказал он. — Хорошая прогулка. Ну что ж, очень рад, что познакомился с вами. В будущем мы будем видеться гораздо чаще. Я оставил мопед в караульном помещении. — Он открыл свою противогазную сумку и показал им туго свернутую пижаму и щетки для волос. — Это единственное, что я вожу с собой. Лучшего применения для этой идиотской сумки не придумаешь. Всего хорошего!
Как только мопед Ритчи-Хука тронулся с места, Гай и Сарам-Смит взяли под козырек.
— Вот старый вояка-то, да? — сказал Сарам-Смит. — Кажется, твердо решил пустить всех нас в расход.
Вечером того же дня Гай заглянул к Эпторпу узнать, пойдет ли он на обед.
— Нет, старина. Сегодня на поправку дело идет медленно. Конечно, я мог бы плюнуть на это дело и пойти, но лучше не торопиться. А как прошел завтрак?
— На нем был наш будущий бригадир.
— Жаль, что я пропустил это, очень жаль. Но если я и побывал бы там, ничего хорошего из этого не вышло бы. Мне не хотелось, чтобы он увидел меня нездоровым. Ну, а как у тебя получилось?
— Не так уж плохо. Главным образом потому, что он принял меня за тебя.
— Не совсем понимаю тебя, старина.
— Он запомнил, что один из нас жил в Италии, а другой — в Африке. Меня он принял за африканца.
— Слушай-ка, старина, мне это не очень-то нравится.
— Он сам начал утверждать это. А потом старик зашел слишком далеко, и поправить его уже было невозможно.
— Однако он
— Не валяй дурака.
— Но это ведь вовсе не шутка. Мне кажется, ты в этом случае здорово-таки смошенничал. Воспользовался болезнью друга и выдал себя за него. Такой поступок может привести к серьезным последствиям. Ты что же, и фамилию мою присвоил?
— Нет. Разумеется, не присваивал.
— Ну что ж, если ты не напишешь, то мне придется сделать это самому.
— На твоем месте я не стал бы делать этого. Он подумает, что ты свихнулся.
— Да, придется подумать, как поступить наилучшим образом. Все это — очень деликатное дело. Я просто не представляю, как ты мог допустить подобное.
Эпторп не стал писать подполковнику Ритчи-Хуку, но затаил на Гая обиду и с тех пор всегда был настороже в его компании.
3
Незадолго до рождества курс начальной подготовки закончился, и Гаю, как и всей группе стажирующихся, был предоставлен недельный отпуск. Перед отъездом офицеров, и главным образом в их честь, был устроен вечер с приглашением гостей. Предполагалось, в тот момент по крайней мере, что этот вечер будет для них последним в казарменном городке. Каждый постарался сделать все возможное, чтобы приглашенный гость делал честь избравшему его. Эпторп гордился своим выбором, пожалуй, больше, чем кто бы то ни было.
— Мне чертовски повезло, — сказал он. — Ко мне придет Чатти [14] Корнер. Я и не знал, что он в Англии, пока не наткнулся на его имя в газете.
— А кто такой Чатти Корнер?
— Э-э, старина, по-моему, ты должен был бы слышать о нем. Впрочем, на этих шикарных фермах в Кении о нем могли и не знать. Если бы ты задал этот вопрос в
— В книгах о музыке, Эпторп?
— Да нет, в книгах об обезьяноподобных страшилищах, конечно. А кого приглашаешь ты, старина, позволь спросить, если это не секрет?
— Я еще никого не нашел.
— Странно. Я считал, что у такого человека, как ты, должно быть очень много знакомых.
Эпторп все еще носил в душе обиду за то, что Гай выдал себя за него.
Гай написал семье Бокс-Бендеров о том, что получает отпуск на рождественские праздники. Анджела ответила, что Тони тоже приезжает на праздник. Гаю посчастливилось перехватить Тони в последний момент в Лондоне и завлечь его на вечер алебардистов. И Гай, и Тони впервые увидели друг друга в военной форме.
— Я ни за что на свете не упустил бы возможности увидеть вас, дядюшка Гай, щеголяющим в форме новоиспеченного офицера, — сказал Тони по приезде.
— Здесь тоже все зовут меня «дядюшкой», вот увидишь.
Они шли по усыпанному гравием плацу к дому, в котором размещались прибывающие гости. Им встретился и отдал честь алебардист. Увидев, как небрежно ответил на приветствие его племянник, Гай пришел в ужас.
— Послушай, Тони, может быть, в вашем батальоне этому не придается такого важного значения, но у нас отвечать на приветствие полагается так же четко, как приветствуют тебя.
— Дядя Гай, неужели необходимо напоминать вам, что я старше вас по чину?
Однако вечером, когда они подходили в буфетной к председателю столовой офицерского собрания, Гай испытал приятную гордость за своего племянника, который привлек к себе общее внимание ярко-зеленой парадной формой и ремнями из черной кожи.
— Вы только что из Франции? В таком случае я воспользуюсь привилегией председателя и посажу вас рядом с собой. Мне очень хотелось бы услышать рассказ очевидца о том, что там происходит. Разобраться в этом по сообщениям газет совершенно невозможно.
Чатти Корнера узнали все без представления: темнокожий, с седыми волосами en brosse[15], он с мрачным видом стоял рядом с Эпторпом. Легко было понять, почему он приобрел известность среди страшилищ; столь же легко было заметить и иронию в данном ему прозвище. Он крутил головой из стороны в сторону, рассматривая все из-под мохнатых бровей, словно прикидывая, как бы ему подскочить вверх и, ухватившись за балки, раскачиваться там в одиночестве. Чатти так и не почувствовал себя свободно до тех пор, пока оркестр не заиграл «Старый добрый английский ростбиф». Услышав эту мелодию, он наклонился, кивнул головой и пробормотал что-то нечленораздельное на ухо Эпторпу.
Пройдя под хорами, на которых находился оркестр, они вошли в столовую и встали на свои места около стола.
Председатель столовой офицерского собрания стоял у средней части стола, напротив вице- председателя. Тони, стоявший рядом с председателем, начал садиться еще до молитвы, но Гай поспешно одернул его. Оркестр умолк, раздался удар председательского молотка, священник прочитал молитву, после чего одновременно снова заиграл оркестр и возобновился гул множества голосов.
Вызванный на разговор сидевшими рядом старшими офицерами, Тони начал рассказывать о своей службе во Франции, об умении всесторонне использовать местность, о ночных патрулях, о минах-ловушках, о необычайной молодости и энтузиазме горстки пленных солдат противника, которых ему довелось видеть, о замечательной тактике наступательных действий немцев. Гай бросил взгляд на Чатти Корнера, интересуясь, демонстрирует ли он особое мастерство во владении вилкой и ножом, но увидел лишь, как тот пьет, сопровождая это действие каким-то забавным легким вращательным движением головы и руки.
Наконец, после того как на стол подали десерт, начальство удалилось, музыканты спустились вниз и устроились у оконного проема. Гул голосов прекратился, музыканты склонились к своим инструментам и начали перебирать струны. Все это казалось очень далеким от того места на фронте, где Тони делал вылазку на ничейную землю, и еще более далеким от границы христианского мира, где было дано и
