старик, в одиночестве коротающий дни на заброшенном хуторе? С остальными терминами было сложнее, но многое понималось из контекста…

– Ты знаешь, где добыть бубен?

Буньип сделал осторожный шаг, будто не беседу вел, а передвигался по топкому болоту. Контроль над телом и разумом возвращался, но произошедшее этой ночью решительно не хотело укладываться в рамки привычной логики…

– Бубен?

Малтачак выпустил в ночное небо струю табачного дыма.

– Не один он. Много таких. Каждый настоящий кам владеет. Или раньше владел. Пока Чудовище не разрушило связь ороонов, не создало собственные правила. Какой теперь смысл от Проводника, если Миры пронзены и истекают кровью? Как говорить с аблысами, когда само мироздание пошатнулось? Куда уходят хозяева-ээзи, где ищут нового пристанища? Захотят ли вообще говорить с камами, когда солнце снова взойдет над горой? Нет, подсевший к огню, многие камы отказались от своих Проводников…

Одна половина Буньипа все еще пыталась бороться с необъяснимостью происходящего. Другая, вымуштрованная и запрограммированная, продолжала нащупывать топкий путь.

– Уцелел хотя бы один?

На какой-то миг Брейгель искренне поверил, что старик умеет читать его мысли. Но уже в следующую секунду австралиец с такой силой прикусил щеку, что самообладание вернулось и морок поблек.

– Дедушка, ты знаешь, где найти хотя бы один уцелевший бубен?

На этот раз старик молчал так долго, что заставил Буньипа поверить, будто он допустил ошибку. Слишком надавил, поставил ногу не на ту кочку, по макушку уходя под густую тину и не добравшись до спасительного берега.

Но вот Малтачак покачнулся, словно ненароком задремал и вдруг проснулся. Пожевал мундштук.

– У меня есть тюнгур. Старый, дедовский. Даже старше. Его не успели разрезать лоскутами, повесив над могилой. Это для тебя, ищущий Ключ. Уже четыре зимы не стучал в моих руках Голос владык Ульгеня и Эрлика. И не застучит. – Старик повернулся к Леону, и тот смог рассмотреть, какие темно-карие у того глаза. Молодые, совсем не старческие. – Хранить нет нужды. Если твой хозяин ищет Врата кама, я отдам.

И кивнул, глубоко и важно.

Буньип прищурился, все еще пытаясь хоть как-то объяснить мистическую подоплеку случившейся встречи. Пока не удавалось… Он облизнул сухие губы – дурацкая привычка, дань прошлого, когда он еще не научился рисовать мир таким, каким тот был сотворен на самом деле.

– Что ты хочешь взамен? – негромко спросил Брейгель, все еще ожидая подвоха.

Если старик начнет торговаться, его придется убить. Сначала вызнав, где находится артефакт. Пытками. Возможно, их придется вести не одну ночь, но терпения Буньипу не занимать.

Однако новый ответ Малтачака удивил австралийца не меньше прежних.

– Ничего. – Задумавшись и попыхтев трубкой, дедок назидательно поднял к небу крючковатый палец. – С путниками, приходящими из ночи, не торгуются, как с базарной девкой. Я живу тут уже почти девять десятков зим, и еще ни разу к моему огню не выходил простой человек. Вот так, как ты – в темноте, один и без оружия. Вдруг ты слуга Владыки? Или обретший плоть ээзи, решивший испытать потерявшего силу кама? Нет, бесшумно подкравшийся, я не стану просить платы. Я ничего не хочу за свой тюнгур.

И он улыбнулся, задумчиво глядя в огонь.

– Значит… – Буньип машинально проследил за его взглядом и только усилием воли заставил себя отвернуться от костра. – Значит, ты просто отдашь мне бубен, Малтачак?

– Значит, просто отдам. – Старик закряхтел, разминая затекшие ноги.

Высунул их из-под одеяла, протягивая перед собой. Осторожно выбил трубочку о кожаную подошву мокасина. Только теперь потерявший цепкость глаз австралийца заметил, что на плечах деда вовсе не одеяло – темный плащ, украшенный нашитыми косточками, пучками травы и наконечниками стрел.

– Приходи сюда после того, как солнце во второй раз уступит место ночной мгле, – велел Малтачак, ущипнув себя за тонкий и длинный ус. – И ты получишь то, что искал…

Как Буньип выбирался из пересохшего ущелья, почти не помнил.

Вдруг снова оказался на тропе, откуда увидел отблески странного костра, и обнаружил себя бегущим на юго-восток, в сторону комбайна. Этот провал в памяти нервировал чуть ли не больше, чем вся беседа с одиноким шаманом, заставляя волноваться даже Бадосу. Режиссер это тоже замечал, ругался, рекомендовал оператору выспаться и вообще смотрел волком…

Значит, предстоит сделать выводы. Принять необходимые препараты, блокирующие действие шаманского дурмана. Вставить в нос микрофильтры для работы в цехах, в конце концов – такие тут продаются на каждом углу за считаные фэни.

Успокаиваясь и позволяя Рамону выполнять его работу, Буньип отполз в тень сознания, больше не пытаясь ковыряться в воспоминаниях. Злость на себя стоит обратить в осторожность и тщательную подготовку. Сегодняшнюю ночь он целиком посвятит отдыху, а завтра… завтра он будет готов забрать артефакт. Если старик Малтачак не обманул, у австралийца останется еще несколько дней на сбор информации об интересующих Цикла «Защитниках Геи»…

Бадоса вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд, стерпеть который не позволяла даже маска. Отлепив от лица специальные шоры, он медленно осмотрелся. А после приподнял камеру и длинной панорамой заснял титапластовую эстакаду, проходившую прямо вдоль системы шестнадцатифутовых поршней.

На ней, глядя на Рамона сверху вниз, в одиночестве стоял русский. Высокий, широкоплечий, темноволосый и гладко бритый. Мужчина как мужчина, лишь осанка выдает бывшего солдата, да одет в совершенно уж дерзкий спортивный костюм, будто с пробежки. Да еще русский что-то жевал, оттого откровенно похожий на московского конторщика, приехавшего к местным Триадам по обмену опытом.

Интересный субъект, особенно для встречи в грязном камнедробильном цехе. Более того, лже-оператор уже встречал этого человека раньше – и вчера днем, и позавчера утром, – сопровождавший группу надсмотрщик обмолвился, что тот работает в сибирском посольстве.

Но настораживающим было вовсе не появление странного чиновника в нижних цехах. А сосредоточенное внимание, с которым сибиряк разглядывал трудолюбивого сеньора Бадосу…

Тропинки, по которым вокруг комбайна перемещались китайские патрули, Вебер различал, словно те были отрисованы люминесцентной краской. Даже в вечернем полумраке и без специальных приборов. Чутье, истосковавшееся по дикой природе, заработало со скоростью суперсовременного «раллера», обрабатывая массивы информации быстрее любого процессора.

Поднявшись на холм, Илья обернулся на «Муромца», не уставая поражаться, каким же огромным был бродячий завод поднебесников…

Вокруг исполина царила деловая суета – после сегодняшней остановки ПТК вдоль левого борта активно разворачивали временный лагерь. Торговцы тащили изнутри палатки и тенты, монтировали легкие пластиковые будки, собирали столы и десятками расставляли стулья. Работы не прекратились даже с наступлением вечерних сумерек, которые Леший выбрал отправной точкой для вылазки.

Без особых сложностей выскользнуть из комбайна и раствориться в холмах ему позволила как раз эта суета – шумная, многолюдная, предвкушающая праздник и хоть какое-то разнообразие в серых буднях первопроходцев. Утонув в этой суматохе, Вебер в очередной раз сбросил с хвоста отчаявшихся наблюдателей Каракурта. Покружив немного, покинул ярмарку и двинулся на запад, где за горными вершинами еще брезжили отсветы заходящего солнца.

Патрули Илья предпочитал пропускать, оставаясь невидимым. Разумеется, в любой миг он мог показать им электронный документ, подтверждающий права. Но после этого о его уходе с комбайна узнают ищейки Юйдяо, а делать им такой подарок совсем не хотелось. Подвижный, не обремененный ни ношей, ни оружием, он заблаговременно обнаруживал приближение бронированных солдат, прячась под склонами, в расщелинах или кустах.