сердцем.

В том, что за ним следили после возвращения из Тайги, сомнений не было сразу – подтверждение опасений даже не вызвало отрицательных эмоций. А вот то, что Терпение говорил о его характере и сути, неожиданно нашло отклик, покрасив мочки ушей в багрянец.

Вспомнился Алишер, провожающий его из «Пескарей». Вспомнились тягучие вечера бесцельных прогулок по городу, когда он искал. Искал что-то, чего не знал и сам, уподобившись герою старинных сказок.

Преодолевая смущение, Илья попытался думать о семье. Вспомнить лица жены и дочки, убедить себя, что они никогда не простят ему…

И от того с ужасом разобрал собственный голос, отвечающий Эдуарду Гринивецкому:

– Я подумаю, Терпение. Ничего не обещаю, но с файлами ознакомлюсь – скинь условия контракта и все данные на «балалайку». Ответ дам через двадцать четыре часа.

Кухня одинакова во все века – как при феодалах древности, так и при изобретении умнейших машин, способных готовить кушанья почти без присутствия человека. На ней всегда царит оживление самого необычного и азартного рода. На ней всегда вкусно пахнет. И на ней всегда нет места чужаку.

Попав в производственный цех «Гнутого моста», Чи Вай Гао оставался чужим несколько бесконечных дней. Сейчас, волоча сорокалитровую канистру к тестомешалке, он с гордостью размышлял о том, как сумел переломить предубеждение хозяина и его постоянных работников. Как доказал, что настроен задержаться в бригаде, выполняя любую работу и не жалуясь даже на побои…

Он рывком приподнял тяжеленную емкость на край мешалки, принялся высыпать внутрь густой серый порошок. Перемолотые копыта и коровьи рога добавились к нескольким слоям крахмала, синтетического белка и сублимированной яичной муки.

Опустошив жбан с «мясным» наполнителем, Чи Вай проверил программу кухонного компьютера, закрыл люк мешалки, дал программе старт. В емкость хлынула соленая вода, миксер принялся за работу. Пока тесто замешивалось, Гао прижался гудящей спиной к стенке производственного отсека. Закурил сигарету.

Несмотря на изматывающую грязную работу, которой хозяин «Моста» бесстыдно нагружал новенького сверх меры, паренек чувствовал себя счастливым. Ему ведь, если задуматься, на самом деле повезло. Причем так, что большинство сородичей могло только мечтать.

Молодого человека совершенно не интересовало, что произошло с его предшественником и на каком основании в заводской забегаловке вообще освободилась квота на младшего поваренка. Главное – лично он тут работает уже шестой день и имеет все шансы наладить не только свою жизнь, но и жизнь семьи.

В размышлениях время текло быстрее, Гао закурил снова.

Когда гудящий тестомес завершил первый этап работы, начав подачу готовой смеси в отсек для раскатки и нарезки, Чи Вай переместился ко второй панели управления. Стараясь не сыпать пепел на приборы, приник к толстому стеклу люка, наблюдая за процессом. Места было мало: тесные коридоры и потолки давили со всех сторон, угнетая пропорциями, как на корабле.

Великом корабле для странствий через просторы России… Таким он и казался большинству – Эпохальный «Император», которого в школах с недавних пор заставляют воспевать с самых младших классов.

Но для Чи Вая гигантский комбайн не имел иного образа, кроме места высокооплачиваемой, хоть и рискованной, работы. Он был ничем не лучше австралийских вахт по добыче ресурсов или промерзших нефтяных вышек северных морей. О сакральном, в чем-то мистическом предназначении передвижного комплекса, ползущего навстречу иным мирам, Гао предпочитал не задумываться. Да и есть ли они, эти миры?

Нарезанная и сформированная «волнами» лапша поползла в паровой тоннель с нереальными температурами. Молодой человек затушил сигарету. Проверил режимы, убедился, что процесс изготовления продукта идет без сбоев. Через еще одно крохотное оконце он наблюдал, как будущая пища рабочих нарезается по размеру и обрабатывается паром.

Как и большинство сородичей, Чи Вай был атеистом, не очень-то доверяя Традициям предков. От существования их, равно как и от существования новых планет, пригодных для жизни, обычному человеку не холодно, не горячо. Ну, допустим, существуют они, и что дальше? Каковы шансы, что Гао увидит траву другого мира хоть краем глаза, несмотря на все пропагандистские передачи и листовки? Мизер! Так чем тогда открытые «Наукомом» планеты отличаются от незримых божеств, о которых ему в детстве рассказывала бабушка?

Наблюдая, как часть партии лапши уходит на жарку и сушку, а часть подается в контейнер для скорой готовки в пределах «Моста», юноша размышлял над тем, что вера в богов и демонов – привилегия богачей. Они – верхолазы, по сути, и есть демоны и повелители этого мира. Так было во времена феодалов, не изменилось ничего и с изобретением современных кухонных компьютеров…

Брикеты обжаренной в искусственном масле лапши посыпались в охладительный отсек. Там автомат принялся паковать их в полиэтилен, добавляя пакетики с синтетическим мясом и соусом, призванным украсить блюдо яркими запахами. Те работяги, что не захотят отведать свежего вареного продукта, раскупят эти пачки еще до вечера, самостоятельно запарив ужин в тесных каморках, которые кто-то додумался назвать общими каютами…

Выключая конвейер, Гао взглянул на часы. Короткий обед, разрешенный хозяином, начался несколько минут назад. И если парень не хотел остаться голодным, ему стоило быстрее шагать в главный зал столовой и получать положенную миску еды.

Нетерпеливо наблюдая, как блоки конвейера остывают, он машинально почесал правое предплечье.

Вот он – символ настоящих, а не из лживой книги, божеств. «Невынимайка», установленная ему в руку перед отбытием на передвижную станцию, все еще чесалась, принятая телом без особенной радости. Вот он – символ неподдельной божественной власти, клеймо современного мира, где пастухи помечают своих овец, чтобы не перепутать с чужим стадом.

Парень раскатал рукав робы обратно. Не хватало еще занести в рубцующуюся ранку какую-нибудь заразу…

Ах, как же ему все-таки повезло! А он-то, дуралей, позволяет себе выходки, способные положить везению скорый конец. При этом, вполне возможно – весьма болезненный.

Вместо того чтобы превратиться в ящерицу, терпеливо пережидающую дневной зной под плоским камнем, он напрочь забыл об осторожности, позволив себе быть неоправданно смелым и говорливым. И зачем только он ответил почтенному Квон Пэну, Большому Брату «Алмазной кобры»? Вопрос-то был, по сути, риторическим – ну кто из находящихся в здравом уме не знал, что такое «Союз трех стихий» и что за люди стоят во главе его отделений?

Чи Вай вышел в главный зал «Гнутого моста», усаживаясь за самый дальний и неказистый столик.

Оба зала кабака были полупусты – только через несколько часов, когда на заводе и в ближайших котельных закончатся дневные вахты, по этому переходному мосту с примостившейся на нем кафешкой хлынет народ. Голодный народ. Тогда не останется пустых столиков, прислуга собьется с ног, а от воцарившегося под потолком гомона можно будет свихнуться…

Гао благодарно кивнул мальчишке-официанту, поставившему перед ним обыкновенную дневную пайку – глубокую тарелку лапши с густым ароматным соусом и кусок лепешки. Снова вспомнил о визите к Большому Брату Пэну и жутком логове «Кобры».

Потянуло его за язык брякнуть, чуть не обмочившись от собственной дерзости. А ведь еще как назло успел заметить, что Большой Брат на своих помощников покосился. Два дня осиновым листком трясся, все ждал, когда «сорокдевятки» придут ноги ломать… Не дождался, к счастью, хотя у бандитов, как правило, крепкая память.

Вынув из высокого общего стакана палочки, Гао начал кушать, стараясь не спешить. В животе урчало, будто там поселились несколько диких котов, подгоняющих все быстрее глотать горячий бульон. Но если съесть все залпом, чувство сытости так и не придет, и он растягивал удовольствие…