Она сегодня же внимательно изучит присланные Ху материалы. Проанализирует личности каждого из аккредитованных журналистов. Через собственные каналы в столице выяснит об этих людях все, что может знать международная разведка Поднебесной.
А затем с достоинством примерит маску радушной, хоть и строгой хозяйки. И терпеливо переждет несколько дней, отведенных на съемки документальных картин о новом Чуде Света.
Умеющий сострадать утраивает свою силу
17 дней до начала операции
«Бронзовое зеркало»
В вагоне правили смрад и духота, изгнать которые не помогали даже распахнутые окна.
Десятки немытых, разгоряченных тел в несвежей одежде окружали его, давили, толкали, пытались отодвинуть в сторону, чтобы урвать хоть кусочек сиденья. Больших усилий стоило не морщиться, чтобы не привлечь недовольства наполнявших вагон грубых и недалеких крестьян.
– Куда ж ты прешь, овца?! Не видишь, тут дети?!
– Уступите место инвалиду! Пожалуйста, я больше не могу стоять, ну хоть до Балахты… проявите же сострадание…
– Куда сумку пихаешь? Мое место, нечо тут!..
– Да проходите же, в конце концов! Свободно же вон, в центре…
Голоса неслись с обоих концов вагона – проводники запускали сразу во все двери. Голоса гудели, жужжали, досадливо мешали не то чтобы вздремнуть, но и элементарно сосредоточиться.
Наконец новая партия пассажиров закончила утрамбовываться, и Листопад услышал, как лязгнули запоры на дверях. Железнодорожный состав медленно тронулся, покидая платформу все еще лежащего в руинах городка.
Стоявших перед ним людей качнуло, кто-то чуть не упал, кто-то принялся браниться.
А ведь когда-то в таких вагонах ездили по билетам, пусть и не самым дорогим. А теперь, в условиях жесткой нехватки исправных тепловозов, даже в четырехместные купе пускают только на сидячие места. Ну а шанс получить полку в личное пользование выпадает, только если ты готов щедро раскошелиться. Что уж говорить про плацкарты, где пассажиров в прямом смысле набивают без счета?
Листопад вытянул шею, пытаясь сквозь заполнявшую проход толпу рассмотреть свою сумку, лежащую на самой верхней полке. Пузатый вещмешок оказался на месте, хоть теперь его и смяли чьим-то новоприбывшим баулом.
В той поклаже не было столь важных вещей, как в рюкзачке, который молодой человек прижимал к коленям. Но и ее потерять будет обидно – именно там находилась приличная одежда, в которую ломщику предстоит переодеться перед проникновением…
Парень покосился в открытое окно. Несмотря на долгие, натурально резиновые одиннадцать часов, что он провел, зажатый между толстой теткой и сонным стариком, на свое место жаловаться было грешно. Поезд от Новосибирска до Абакана шел прямой, значит, не нужно делать пересадку в только что покинутом Ачинске. А сидячее место позволяет даже поспать! Очередные одиннадцать часов, и он сможет вздохнуть свободно, оставив за спиной самую муторную часть путешествия.
Особенного выбора у Листопада все равно не было – перемещаться в общем вагоне, где транспортная полиция уделяет идентификации «таблеток» и «балалаек» до смешного мало внимания, гораздо надежнее, а покупка билета не требует электронной регистрации документов. Не вертолетом же ему лететь – такой маршрут вычислят мгновенно…
За окном вечерело. Над Сибирью наступала короткая летняя ночь, на финише которой состав прибудет в конечный пункт. Стараясь не обращать внимания на толкотню, ругань и вонь, Листопад рассматривал раскинувшиеся снаружи поля, холмы и рощи. Совсем скоро они сменятся бескрайними степями Хакасского посада, нарушить медитативное уединение которых не смог даже так называемый День Станции.
Красиво, все это очень красиво… Листопад был всецело убежден, что очарование Геоса можно найти не только в пышной зелени березовых лесов или в изумрудной бездне тропических джунглей. Его можно обнаружить и в однообразной пустыне, и в безжизненных скалах, и в унылых, слепящих глаза ледниках. Потому что все это – часть планеты, часть огромного живого существа, едва уцелевшего в смертоносной схватке с человеком.
Признаться откровенно, парень так до конца и не разобрался в запутанной идеологии организации, называвшей себя «Мидгард». Так и не понял разницы между древнегреческой богиней земли Геей и неким Геосом-Иерархом, ставшим единым воплощением планетарной души и ее живой сущности. Но в то, что населенный миллиардами человечков мир был живым, Листопад верил всем сердцем. А значит – ему по пути с Порфирионом и его коллегами.
Иерарх виделся ему живым организмом, способным испытывать радость, счастье и печаль, отчаяние и боль. Боль дикую, неуемную, которую его заставляли чувствовать не одну сотню лет, с развития так называемой цивилизации.
Однако последний удар, четыре года назад нанесенный главным врагом Геоса, был стократно сильнее терзаний, которые доставляли люди своей Матери буровыми вышками, карьерными экскаваторами, ядерными взрывами и сжиганием озонового слоя.
Этот выпад нанесли Копьем, пробившим самое сердце планеты, но так и не умертвившим ее. Это был удар изменника, готового уйти к молодой и более крепкой любовнице и удумавшего тайно заколоть супругу. Нападение неожиданное, болезненное, исподтишка.
Листопад стиснул зубы, по его умиротворенному лицу невольно прошла дрожь. Он никогда не видел своего врага лично, но с помощью подчинившей пространство Сети это было необязательно – настанет день, и они дотянутся до
Юноша прищурился, вспоминая газетные снимки предателя, заставившего планету медленно подыхать от мощнейшего удара Станции. Вспоминая осанку и безжизненные глаза ненавистного Мертвого, хозяина растущего на дрожжах Анклава Москва, Листопад вздрогнул…
Бабка, сидевшая напротив, вернулась из туалета, умело пробивая путь в толпе, перекрывшей проходы вагона. Тут же вступила в спор с сухопарым мужичком, попросившимся «посидеть, пока не вернешься, место посторожить».
Теперь «сторож» отпирался. Освобождать место или слушать бабкины вопли не желая наотрез. Убедившись, что устные аргументы силы не имеют, шустрая бабулька ловко схватила наглеца за ухо, с хрустом вывернула, резко рванула вверх.
– Ах ты ж, гаденыш такой неблагодарный!
«Сторож» нечленораздельно заскулил и взвился с лавки, пытаясь вырваться. Бабка тут же юркнула на седушку, гнездясь, будто на насесте. Они еще долго препирались, громко и вульгарно, но Листопад предпочел отвернуться, возвращаясь в размышления…
Да, сущность по имени Геос человек начал убивать не вчера.
Задолго до активации Станции, задолго до чудовищного замысла Максимилиана Кауфмана, решившего предать родную планету. Ее топили в миллионах литров сброшенной в океаны нефти, жгли в локальных ядерных конфликтах, травили угарным газом, бактериологическим оружием и выбросами химических предприятий. Но только Инцидент наконец-то позволил всем последователям Иерарха объединиться, найдя в себе силы для священной войны.
Однако главное преступление против Земли состояло отнюдь не в уколе Копьем. И это, с точки зрения Листопада, было страшнее всего. Главное преступление состояло в том, что Мертвый призывал человечество покидать родную Мать. Уходить, оставляя раненую старуху умирать в одиночестве, холоде и нищете… Возомнив себя Божеством, он даровал пастве путь к звездам, наплевав на отчий дом.
Люди, как и ожидалось, дар Мертвого приняли с распростертыми объятиями.
Глупые люди, слабые духом и неразумные.
Именно им, заблудшим и поверившим лживым речам «Наукома» и его кукловодов, «Мидгард» должен объяснить правду. Открыть глаза. И ради этого приза – миллионов человеческих судеб, без которых Геос умрет, – они будут бороться. Пусть даже так жестоко, как это произошло пять дней назад в Европе.
Купе плацкартного вагона разделилось на две противоборствующие стороны, ругаясь в полный голос за права бабульки и мужичка с опухающим ухом. Глядя на перекошенные неприязнью лица, Листопад