города, но Листопад только покачал головой, сделав легкий жест свободной рукой. Он точно знал, куда направляется, и собирался сделать это пешком.

Обиженные извозчики еще какое-то время брели за ним. Самые нетерпеливые отсеялись почти сразу, а затем и остальные, пока наконец вся стайка водителей не оставила скупого юношу в одиночестве. Тот вздохнул свободно, улыбаясь тому, что какие-то вещи на планете неизменны, даже по прошествии многих веков.

Абакан оказался приятным небольшим городом из числа тех, кто не потянулся небоскребами к самым облакам, а сохранил самобытность и определенное очарование провинциального центра.

Всесильный Инцидент зацепил и его, притопив и расшатав. Но местный посадник работал на совесть, чему способствовал растущий контингент «барсов», а потому руин почти не осталось – на месте порушенных зданий виднелись свежие надстройки из газобетона и глинопластика.

Здание ближайшего отделения БАРСа Листопад нашел с легкостью человека, хорошо знавшего маршрут. Это оказался массивный семиэтажный дом, в котором когда-то располагался штаб местного отделения внутренних войск. После того как Ростислав Гиляров начал строить свою Республику, кабинеты и подвалы семиэтажки заняли секретариаты и отделения новой Сибирской Армии.

Ладони вспотели от возбуждения, и Листопад заставил себя сделать несколько глубоких вдохов, изгоняя непрошеный мандраж. Если его поймают, ничего смертельного не произойдет, но операция будет провалена и перенесена на неопределенный срок. Кроме того, в следующий раз Порфирион пошлет совершенно другого ломщика…

Проскользнув в раздвижные двери на фотоэлементах, Листопад оказался внутри. Бегло осмотрел приемный покой, отгороженный от холла массивными железными турникетами, рамками наноскопа, дозиметра и кабиной дежурного, наблюдавшего за гостем через пуленепробиваемое стекло. Подошел, опуская сумку на покрытый трещинами пол.

– Здравствуйте, – как можно приветливее сказал он рядовому, склонившемуся над мониторами внешнего наблюдения. – Пожалуйста, пригласите дежурного офицера…

– По какому вопросу?

Дежурный с суконным барсом на левом камуфлированном рукаве интересовался грубовато, но без особенного хамства. Голос его раздавался из крохотных динамиков, размещенных над головой юноши. Вместо ответа тот наклонился, почти прижимаясь глазом к объективу сканера, и позволил электронике считать со зрачка визитную карточку, разработанную специально по такому случаю.

– Ожидайте… – равнодушно протянул рядовой, связываясь с кем-то по внутреннему коммуникатору.

Младший лейтенант появился в кабине контрольного пункта, будто караулил за дверью. Заинтересованно, хоть и мельком, взглянул на визитера, бегло ознакомился с данными электронной визитки. Густая бровь его поползла вверх, и он посмотрел на Листопада совершенно иначе.

– Пожалуйста, встаньте на площадку для идентификации личности, – попросил он, указав в сторону от кабины.

Юноша послушно отошел от сумки на несколько шагов. Встал на специальную площадку со схематически нарисованными ступнями ног, прижал затылок к прорезиненной щели сканера. И практически тут же услышал щелчок, с которым разомкнулись турникеты.

– Здравствуйте, – поздоровался он с лейтенантом, забирая вещмешок и проходя в холл. – Мой секретарь должен был ввести вас в курс дела…

– Да-да, конечно. – Покинув кабинку, офицер протянул ему руку. – Мы ждали. Официальный запрос на посещение «Ильи Муромца» придет позже?

– Нет, – мягко отрезал Листопад, отвечая на рукопожатие.

Именно в эту секунду решалась судьба всей его авантюры, но ломщик чувствовал себя на удивление спокойно и уверенно.

– Мой визит в сибирское посольство является неофициальной операцией Министерства и должен оставаться инкогнито.

Лейтенант замялся, с интересом глядя на юношу, и по всему было заметно, что его распирает от незаданного вопроса. Чтобы подбодрить офицера, Листопад улыбнулся, откровенно дозволяя проявить интерес.

– А вы, Степан Анатольевич, случайно не приходитесь?..

– Совершенно верно. – Теперь кивок ломщика был четким и по-армейски коротким. – Я его родной брат, как и указано в документах. Но в своей карьере стремлюсь добиваться всего сам, без протекции.

Все честно, ни слова лжи или полуправды.

За одним-единственным исключением – Листопад никогда не служил в ведомстве брата и не получал от того приказов. Это крохотное дополнение к своей биографии, так же как семидневную визу или уровень дипломатической неприкосновенности, он создал сам. Разумеется, сделав так, чтобы новые данные совпадали с имеющимися у «барсов» досье.

Для этого, к сожалению, пришлось-таки воспользоваться преимуществом происхождения. Но член «Мидгарда» не имел прав на сомнения. Даже если противостояние отбрасывало старшего брата на другую сторону баррикады…

– Мне необходимо как можно скорее попасть на «Илью Муромца». – Теперь он позволил себе легкое давление на лейтенанта. – Мой секретарь запрашивал у вас скоростной вертолет, он готов?

– Да, безусловно. – Военный кивнул. – Мы произвели необходимые проверки, для вашего визита нет никаких преград. Если желаете, вылет может быть организован в течение получаса.

У Листопада отлегло от сердца. Фальшивки, разбросанные им по правительственной сети, не только не оказались разоблачены, но искренне убедили местных «барсов» в законности его визита. Не без понимания, кем является молодой чиновник, разумеется – слишком многие дела в России и Сибири делались именно так…

Он тепло, по-настоящему искренне улыбнулся младшему лейтенанту.

Одна из самых непростых и рискованных фаз операции Порфириона прошла успешно, и теперь ломщику лишь оставалось сесть в вертолет. Когда в Новосибирске опомнятся, чтобы остановить самозванца, он уже вступит на борт «Муромца».

– Моя поездка не будет долгосрочной. – Листопад почтительно склонил голову, всем видом прося военного об одолжении. – Я мог бы на какое-то время оставить здесь на хранение эту сумку?

Простой карандаш с твердым грифелем кротко скользил по поверхности листа, оставляя за собой ровный, казавшийся чуть пыльным след. Останавливался ненадолго, почти не отрываясь от бумаги, а затем снова выписывал виражи и причудливые повороты. Карандаш словно отмечал грань, где из-под белоснежной пустоты вдруг проявлялась картина, до поры скрытая тонким льдом.

Буньип любил карандаши. Обыкновенные грифельные карандаши, один вид коробки которых заставлял сердце специалиста по деликатным поручениям учащенно биться. Их божественный, несравнимый ни с чем запах, хрупкость стержня, приятное тепло деревянной оправы в руке. Тепло настоящего дерева! Когда Буньип покупал новую упаковку, он не жалел денег на самые старинные и дорогие технологии. Можно было бы даже сказать – он любил их больше всего на свете. Если бы кроме карандашей австралиец вообще любил хоть что-то.

Буньип уважал честность карандаша. Тот никогда не соврет, в отличие от безвольной акварели или неестественно ярких масляных красок. Только карандаш покажет настоящую границу между рисунком и пустотой. Только карандаш может всего двумя штрихами ухватить самую суть предмета, человека или события, и это могущество не под силу ни мелкам, ни кисти.

Буньип считал себя похожим на карандаш и потому упивался его простотой. Зачем делить мир на миллиарды оттенков, когда все, совершенно все, при внимательном рассмотрении сводилось лишь к белоснежному цвету или его отсутствию – черному росчерку карандаша, выявляющему суть мироздания?..

Черно-белый мир прост и грациозен. Он не заставляет попусту терзаться и не оставляет в душе