– Ты как – придешь ко мне вечером за бочками?

Дядя Саша на дому делал бочки для домашнего вина нашим сельчанам.

– Нет, завтра заберу, – ответил Яков, – сегодня после работы на Оксанину горку пойду.

Оксаниной горкой у нас называли сельское кладбище, в признание заслуг нашего председателя Ксении Борисовны, которая многое сделала для его благоустройства.

Вечером Яков пришел на Оксанину горку, навестил могилки Стаса, Петра, а потом долго, очень долго сидел у холмика, под которым был захоронен моряк-десантник Федор, потерявший ногу на эльтигенском плацдарме. А у Сергуни, которого разметал взрыв танка, даже и могилки не было.

Яков просто сидел и молчал, глядя на Федину карточку на памятнике, и небольшими глотками (у немцев научился пить глоточками) пил водку, налив перед этим в стопку на могильном холмике.

Не было у него больше никого.

2-й Прибалтийский фронт против опергруппы «Курляндия».

Обидно. Это очень обидно и глупо – погибнуть в последнюю неделю войны. Ещё обиднее, что придётся погибнуть вот так бездарно. Уж лучше сразило бы пулемётной очередью в атаке, наповал, чтоб не мучаться. Красиво так, геройски. Умирать всегда неохота, но уж довелось умереть, то лучше погибнуть достойно.

А вот так – попасться в плен и сгинуть без вести пропавшим, хуже не придумаешь. И твои родные не получат за тебя пенсию, а в анкетах будут писать про него – 'пропал без вести'. То есть не герой ты уже, павший в боях за Родину, а почти что предатель. Вот это-то и обидно.

И вроде бы подготовились к переходу 'нитки' (линии фронта) серьёзно, и место выбрали тихое. По сообщениям наблюдателей активности немцев тут не наблюдалось, только редкие заслоны. И бойцы в разведгруппе серьёзные, не раз 'тропили зелёнку', 'рвали нитку'. Да и сам он, старшой разведгруппы, далеко не молокосос, старший сержант, командир разведвзвода, кавалер двух орденов Славы и кучи других наград, которые он сдал командиру вместе с документами перед выходом в рейд.

Переползли нейтральную полосу тихо, не треснув ни одной веточкой, не демаскировав себя ни одним звуком. Настоящие разведчики, матёрые диверсанты. Но у немцев тоже есть профессионалы войны: прямо с дерева спрыгнул один из них, накрыв его, старшего, брезентовым полотнищем и оглушив. Две большие муравьиные кучи, расположившиеся по сторонам тропинки, единственного сухого места на болоте, также оказались замаскированными сторожевыми постами. И двух его товарищей также бесшумно и мгновенно повязали, накинув брезент на голову. И вот тащат их немцы, повязанных, к себе в тыл.

Так всё хорошо складывалось: весна, заканчивающаяся война, а там – самое главное, демобилизация, домой, к родным. И теперь предстоит бесславно погибнуть, будучи замученными перед тем. Глупо, очень глупо.

Доставили их в землянку, сняли мешки с головы, развязали, двое солдат-пехотинцев сразу же навели на них свои 'машиненпистоле'. Пожилой оберст с перевязанной головой спросил их:

– Кто из вас старший?

Старшой притворился, что не понимает по-немецки.

– Кто старший вашей разведгруппы? – повторил по-русски вопрос длинный очкастый гауптман, что сидел рядом с рацией.

Старшой немного задумался. А ведь пытать сейчас начнут. Нет уж, раз так – пусть с меня начинают. И спокойно ответил:

– Я.

Оберст понял без перевода. За годы войны он уже научился многим русским словам.

– Вы офицер?

– Командир! – вызывающе ответил старшой.

Когда гауптман перевёл его ответ, полковник понимающе усмехнулся.

– Хорошо, – начал он, долговязый капитан переводил его слова на русский. – Итак, вы русская разведгруппа, засланная к нам в тыл с заданием. Вы собирались, в случае выполнения задания, вернуться обратно к своим. Для чего у вас есть место и время перехода 'нитки', есть также условный пароль.

– Не знаю я пароль, – резко ответил старшой группы разведчиков.

– Вы знаете пароль, – деликатно возразил немец. – Но я не буду выпытывать его у вас. Я хочу попросить вас о другом. Как умный человек, вы прекрасно понимаете, что война Германией уже давно проиграна, дальнейшее продолжение военных действий – это преступление. Преступление против тех немцев, которые сейчас под моим началом, перед Германией, которую надо восстанавливать из руин после войны. Во время отпуска я был в Гамбурге – это просто ужасно, город стёрт с лица земли бомбардировками. И так почти во всех немецких городах. Я должен вернуть этих германских мужчин домой, живыми и здоровыми, чтобы народились новые немецкие дети.

'Где ты раньше, сука, был с подобными рассуждениями', – злобно подумал старшой. – 'Раньше надо было об этом думать, уже б война закончилась. Немцев ему жалко, а сколько наших ребят погибло? А сколько наших городов и сёл вы сожгли!'

А немец продолжал:

– Так вот, я принял решение капитулировать. Сейчас здесь, под моим началом, штаб пехотного полка и один батальон, мы готовы немедленно сдаться вашим, если вы поможете нам без помех перейти линию фронта. К сожалению, два других моих батальона на флангах, и если захочу тоже повести их за собой, то потеряю время, кто-нибудь может успеть сообщить об этом в фельджандармерию.

– А в вашем штабе никто не успеет сообщить туда же? – ухмыльнулся старшой.

– Нет, – без иронии ответил оберст. – Мой телефонист уже успел нарушить проводную связь, а мой заместитель со стороны партии (полковник неприязненно скривился) полчаса назад, когда мне доложили о вашем задержании, был убит шальной пулей.

А сейчас я могу предоставить вам свою рацию, – он кивнул очкастому гауптману и тот протянул гарнитуру старшому, – чтобы вы связались со своими и согласовали наш переход и капитуляцию.

Рассказывал мне один военмор такую историю. Многие, интересующиеся военной историей, хорошо знают о рейде диверсионных отрядов Скорцени по тылам союзников в 1944 году. Не столько эти отряды нанесли действительного прямого вреда своими действиями, сколько внесли панику, хаос и полную дезорганизацию в тылу и прифронтовой полосе союзников. Всех охватила шпиономания, в каждом встречном видели немецкого диверсанта, свирепствовала военная полиция, арестовывали всех подряд, включая генералов. Никакие документы доблестных Эм-Пи не убеждали: «Знаем мы, как в абвере умеют документы подделывать!»

У американских патрулей был свой метод выявления вражеской агентуры.

Например, просили назвать столицу штата Алабама. Или имя капитана известной бейсбольной команды. А еще просили спеть американский гимн.

– Не помню! – Обычно отвечал задержанный, который, попав в лапы американской военной полиции, автоматически переходил в разряд подозреваемых.

– Давай, сынок, сколько помнишь, смелее, – говорил сержант военной полиции, закинув ноги на стол.

Если задержанный полностью сумел пропеть весь гимн без единой ошибки, то сержант говорил своим солдатам:

– А ну-ка, ребятки, отведите его в овраг и пристрелите этого нацистского агента.

Панический вопль:

– За что!!!???