пять секретарш. У каждой рабочий стол имел свой пастельного тона цвет. В этой комнате были окна и вместо набившей оскомину магнитофонной попсы звучала классическая флейта.

Одна из секретарш, сорокалетняя негритянка с широкой грудью и маленькими глазками, поднялась и подошла к нам.

— Вы Беззаконец? — спросила она меня.

— Мистер Беззаконец — это я, — встрял Арчибальд.

Негритянке, похоже, не понравилось, что этот человек знает себе цену, но, думаю, на нее большего страху нагнали его размеры и рык.

— Сюда, — указала она.

Через небольшую дверь мы прошли в длинный темный коридор. В конце его белела дверь. Секретарша открыла ее и провела нас в большую комнату, в центре которой ниже уровня пола располагался кабинет. Нам пришлось спуститься на пять ступенек, чтобы оказаться на уровне стола, за которым сидел человек такой заурядной наружности, что его и описать почти невозможно.

Вытянувшись на все свои пять футов и девять дюймов, он смотрел на нас вкрадчивыми карими глазами. Волосы темные, кожа белее белой. Руки — обыкновеннее не бывает. Костюм умеренно серого цвета, сорочка белая, с еле заметной голубой нитью.

— Арчибальд! — обратился он к тому, кому надо.

— Я знаком с вами? — спросил мой возможный работодатель.

— Нет. Но разумеется, я многое о вас знаю. Шесть лет назад у нас на Шри-Ланке пропало изумрудное ожерелье, и никто представить не мог, что оно когда-нибудь отыщется. Но в один прекрасный день вы пришли и швырнули его на стол. Насколько помнится, плату свою перевели какой-то благотворительной организации.

— Не могли бы мы присесть, мистер Виале?

— Разумеется. Прошу простить меня. Как зовут вашего приятеля?

— Феликс, — подал я голос. — Орлеан.

— Присаживайтесь, Феликс, Арчибальд. Сюда, на софу.

Напротив его стола располагалась мягкая пушистая софа. Перед нами оказался темный ореховый кофейный столик, весь в пятнах. Виале сел на простой стул из орехового дерева.

— Выпьете чего-нибудь?

— Поговорим о красных алмазах, — ответствовал Беззаконец.

— Мне нравится, когда человек сразу переходит к делу, — произнес Жюль Виале. — Дело — это то, что заставляет мир вращаться…

— …как камешек вокруг костей невинных, — добавил Беззаконец. — Кого вы подозреваете в краже?

— В общем-то, мистер Беззаконец, я не имею права обсуждать обстоятельства любого находящегося в производстве дела, которое мы расследуем. Однако если…

Арчибальд встал.

— Пошли, Феликс.

Не успел я подняться, как страховой следователь вскочил на ноги, подняв руки вверх.

— Не надо так, — произнес он. — Вы же знаете, есть правила, которым я обязан следовать.

— У меня нет времени на ваши правила, мистер. Там люди гибнут, а ваше правительство скрывает это. Прогнило что-то в этом бизнесе, и я именно тот, кому надлежит оздоровить и очистить его.

— Что вы имели в виду, говоря о правительстве? — спросил Виале.

— Сначала вы ответите на мои вопросы, мистер Страховой Служитель, а потом я поделюсь сведениями с вами.

— Едва ли это справедливо, знаете ли, — замямлил Виале. — А ну как я сообщу вам все сведения, какими располагаю, а вы потом повернетесь да уйдете или заявите, что в действительности ничего не знаете.

— Я вам не лжец! — рявкнул Беззаконец. — Лжете вы. Все это здание — ложь. Мальчик ваш бледнолицый и ваши надутые секретарши — ложь. Если бы вы пожирали у себя за столом живую плоть, а у каждой двери выставили бы по горшку с говном, тогда, может, вы и были бы в чем-то на полпути к правде. Нет. Я не лжец, мистер Страховой Служитель. Я единственная правда, какую вы за целый год увидели.

Голос его звучал несколько взволнованно, натянуто. Я испугался — вдруг это и есть признак одного из его психологических расстройств.

— Мистер Беззаконец, — обратился я к нему.

Когда он обернулся на мой возглас, я увидел безумие в его взгляде.

— Что?

— Мы не захватили чемоданчик, и я не в состоянии полностью все запротоколировать.

На какой-то миг он взъярился, но потом разум возобладал. И он, смеясь, успокоил:

— Все в порядке, Феликс. Мы пока просто поговорим. — И, обернувшись к Виале, спросил: — Скажите, кого вы подозреваете в краже?

Виале посмотрел на нас обоих и вздохнул:

— Человека по имени Ламарр.

— Бенни, — кивнул Беззаконец. — Его и Лану Дрексел. А еще Валери Локс, Кеннета Корнелла и Генри Лансмана. Солдаты нам известны. Нам нужно знать, кто за ними стоит, кто финансирует.

Я видел, как сосредоточенно запоминает Виале имена.

— Кажется, вы знаете больше меня, — пролепетал он.

— Кто тот человек, что последнее время путешествует вместе с Ламарром? — задал вопрос Арчибальд. — Белый, за сорок. Короткая стрижка, возможно, седоват, а может, и нет.

— Уэйн Сакорлисс, — не задумываясь выпалил Виале. — Он уже несколько лет увивается вокруг Ламарра. Простой приживальщик, насколько мы можем судить. У него контора на Лексингтон-авеню, чуть южнее Сорок первой улицы.

— Кто покупатель? — не унимался Беззаконец.

— По нашему мнению, некий канадец по имени Рудольф Бикелл. Он очень богатый и коллекционирует редкие драгоценные камни. По полгода проводит в Лас-Вегасе.

— На чем деньги делает?

— На купле-продаже. Вашего зерна — пекарням, хлопка — нелегальным фабрикам в Азии, металла — производителям пушек, а пушек тем, кто за них побольше даст.

— Оружие?

— Все, что угодно. Он всего месяца три как перестал вытрясать из Стрэнгмана душу по поводу покупки камней. Мы полагаем, что, как только у него созрел определенный план, он и прекратил приставать.

— Сколько? — спросил Беззаконец.

— Мы готовы заплатить вплоть до трех миллионов. В том случае, если все камни окажутся в отличном состоянии. Прикрытие тоже затруднений не вызовет.

— Достаточно ли будет свидетельства полиции о том, что я сыграл главную роль в возвращении камней? — спросил Беззаконец тем бесподобным тоном, в каком составляются деловые контракты.

— Разумеется, — заявил Виале.

— Феликс, пошли, — позвал Арчибальд.

Пяти минут не прошло, как мы покинули серое страховое здание.

— А я-то думал, что вы анархист, — бормотал я, — политический пурист, человек народа!

Беззаконец сидел рядом со мной на заднем сиденье лимузина Дерека Чамберса и просматривал справочник.

— Все это как раз по мне, — заметил он. — Только чаще всего, Феликс, как уже говорил, я хожу по