подарок.
Взяв телефонную трубку, я набрал номер с клочка бумаги, который вытащил из кармана.
— Алло, — ответила она. — Кто это?
В трубке слышался громкий шум в отдалении, людские голоса, грохот.
— Феликс.
— Кто?
— Парень, кому ты вчера за обедом телефон дала… Я лапшу с кунжутным соусом заказывал.
— А-а. Привет.
— Я тут подумал, вдруг ты захочешь со мной вечерок провести. После работы, я имею в виду.
— А-а… Не знаю. Я тут собиралась с ребятами в одно место… Но это не обязательно. А ты чем хочешь заняться?
— Я на многое готов. А есть что-то, чего бы тебе действительно хотелось?
— Ну-у…
— Что?
— В монастыре сегодня вечером концерт камерной музыки. Чудесно попасть туда, по-моему.
— Отличная мысль!
— Только билеты по семьдесят пять долларов… каждый.
— Подожди, — попросил я.
Я закинул телефонный провод за небольшой розовый ящичек для досье. Ящик был повернут к окну, и я развернул его. Он оказался куда тяжелее, чем я думал.
Я увидел, что нижняя его часть, по сути, сейф на замке с цифровой комбинацией.
— Эй, ты куда пропал? — донесся голос Шари.
— Я здесь. Слушай, Шари…
— Что?
— Могу я тебе перезвонить через минуту?
— Валяй.
Мне секунды хватило, чтобы вспомнить цифры — восемнадцать восемнадцать девять. Комбинация сработала с первого раза.
В маленьком ящичке денег оказалось больше, чем я когда-либо видел. Пачки стодолларовых банкнот, полусотенных, двадцаток. Английские фунты и кучки евро. Еще были песо и другие дензнаки в белых конвертах — из других, более экзотических уголков мира.
— Ого!
Я взял двести пятьдесят долларов, оставив расписку. И сразу нажал на телефоне кнопку повторного набора.
— Феликс? — раздалось в трубке.
— Ты когда с работы сваливаешь?
Шари изучала музыку в университете. По классу гобоя и флейты. В квартете играли гобой и скрипка, от которых у меня щемило сердце. После концерта мы бродили по темным дорожкам монастырского парка. Я целовал ее, прижав к замшелой каменной стене, а она запустила руки мне под свитер, царапая длинными ногтями по лопаткам.
Поймав такси, мы двинули во «Владения барона». Поначалу портье ни в какую не желал беспокоить Фредерика, но стоило мне упомянуть имя Беззаконца, как помчался за хозяином вприпрыжку.
Фредерик оказался высоким мужчиной, белым, от волос на голове до туфель на ногах. Он провел нас к маленькому лифту и доставил в номер, крошечный и милый. Весь в красном и пурпурном и почти весь — кровать.
Я, должно быть, больше часа покрывал поцелуями шею Шари, прежде чем попробовал снять с нее муслиновую блузку. Она потянула юбку за пояс, стаскивая ее через живот, и сказала:
— Не смотри на меня. Я толстая.
Тут-то я и пустился целовать ей живот вокруг пупка. Пупок у нее был укрытым и уходил очень глубоко. Всякий раз, когда я втискивал в него язык, у Шари перехватывало дыхание и она впивалась ногтями мне в плечи.
— Что ты со мной делаешь? — шептала она.
— Тебя что, раньше никто здесь не целовал? — спрашивал я. — Это ж возбуждает — сил нет. — И следом всовывал язык до самого донышка.
Всю ночь мы отыскивали друг на друге новые и новые места. Это была почти игра. И мы вели себя почти как дети. Даже в туалетную комнату поодиночке не ходили.
В пять утра я сделал заказ по телефону. Бутерброды с салями и кофе.
— Кто ты такой, Феликс Орлеан? — спросила она, когда мы сидели, глядя друг другу в глаза, за низеньким кофейным столиком, на котором стоял наш очень ранний завтрак.
— Всего лишь студент-журналист, — ответил я. — И с головы до пят точь-в-точь именно тот, кем выгляжу.
Шари натянула мой свитер — больше на ней ничего не было. Мне хотелось расцеловать ее живот, но она так уютно устроилась, что жалко было тормошить девушку.
— А у меня ухажер есть, — призналась она.
— Ну-у?..
— Ты псих?
— Какой же я псих? Ты ночью меня как раз тем и одарила, что мне было нужно. И ты такая красивая…
— Ну не очень-то я и хороша. — Она старалась представлять себя красивой и в то же время стыдилась обмана.
— По мне, красивая.
— Только я вот здесь, вся тобой пахну и в твоем свитере, а он в своей постели спит в Ист- Виллидже.
— Вот она ты, и вот он я. Каждый должен быть в каком-то месте.
Тут она подошла ко мне и принялась целовать меня в пупок. Зазвонил телефон. Меньше всего на свете мне хотелось сейчас по телефону беседовать, но я понимал: надо взять трубку. Шари застонала от горя.
— Минуточку, радость моя, — успокоил я ее. — Это, наверное, по делу. Алло?
— Между Шестым и Седьмым на северной оконечности Сорок седьмой улицы, — произнес Арчибальд Беззаконец. — Ювелирный магазин «Делюкс». В девять тридцать. Буду ждать тебя у входа.
Когда я вешал трубку, Шари жарко шептала мне на ухо:
— Дай мне три дня — и я твоя.
Я хмыкнул и потянул ее за высиненные космы, так что губы наши сошлись. И еще долго я совсем не думал ни про большеглазых моделей, ни про анархию, ни про то, чем день может кончиться.
14
Я стоял на другой стороне улицы напротив ювелирного магазина в девять пятнадцать, потягивал кофе из бумажного стаканчика и тер воспаленные от недосыпа глаза. Когда я говорю: ювелирного магазина, — то должен пояснить. Там весь квартал — сплошь ювелиры. Что ни дверь — ювелир, что ни этаж, тоже ювелиры. Обитали в том квартале и арабы, и индусы из Индии, и евреи-ортодоксы, и белые, и азиаты, и люди всех других цветов кожи. Здоровенные негры-охранники шутили с похожими на живые мощи дельцами. Прохожие здесь, я сам слышал, бегло говорили по-французски, и по-испански, и на иврите, и на идише, на китайском и даже на скандинавских языках.
За час до этого я усадил Шари в такси. Она уверяла, что собирается немного поспать и что я должен позвонить ей сегодня же, только попозже. Сегодня же позвоню, уверил я ее, если только смогу, и она
