«абвер» (Abwehr – оборона). По его словам, истинно немецкая разведслужба должна быть не оборонительной, а агрессивной, наступательной. Впрочем, в критической ситуации, в которой оказалась Германия, пораженчество было решительно невозможно, и Гиммлер зашел настолько далеко, что даже приветствовал вторжение противника на ее территорию, ибо так, сказал он, армиям фюрера будет проще утопить врагов «в морях их собственной крови». Заметим в скобках, что Гиммлер оказался пророком. Через две недели – 6 июня 1944 года – союзные войска высадились на Атлантическом побережье Европы.

После падения абвера Канарис попал в немилость далеко не сразу. Сначала его назначили главой управления торговой и экономической войны – для человека, который был слишком озабочен собственным положением, чтобы стать эффективным руководителем нацистских шпионов или влиятельным агентом Сопротивления, это была самая подходящая должность. Впрочем, абвер, укомплектованный энтузиастами– дилетантами и используемый как прикрытие рядом членов Сопротивления – такими, как пасторы Дитрих Бонхёффер и Бетге, Ганс Петер Гизевиус, Отто Йон и Йозеф Мюллер, – был обречен с самого начала. «Подчиненным ничего не стоило обвести его вокруг пальца», – писал Шелленберг о Канарисе, чьим обществом он всегда наслаждался, несмотря на то, что VI управление РСХА и абвер часто конфликтовали из-за раздела сфер влияния. Обширное досье на адмирала было собрано задолго до того момента, когда Гиммлер решил уничтожить этого человека, которым, по его словам, он всегда восхищался. То, что Гиммлер столько времени мешкал, заставило подозрительного Шелленберга предположить, что Канарис, вероятно, знал о Гиммлере какой-то секрет, позволявший ему оставаться недосягаемым. Действительно, Канариса не трогали до июля, когда после покушения на Гитлера Шелленбергу приказали арестовать адмирала.

До покушения на Гитлера оставался в заключении и Лангбен, дело которого никак не могло дойти до суда. Очевидно, нацисты, как и сами участники Сопротивления, присматривались к нему, пытаясь уяснить его подлинную роль. Попытка Попица справиться у Гиммлера о судьбе Лангбена не имела успеха, к тому же сам Попиц был на подозрении у многих членов Сопротивления, знавших, что он опасен хотя бы потому, что за ним пристально наблюдают. Хассель отмечал, что на протяжении всего времени, пока Лангбен ожидал суда, его постоянно допрашивали, однако никаких действий не предпринималось, поскольку в том, чтобы расследование проводилось в строжайшей тайне, Гиммлер был заинтересован едва ли не больше всех. Во всяком случае, на этом этапе следствия Лангбена не пытали, что могло явиться только следствием прямого указания рейхсфюрера.

В начале ноября 1943 года у Гиммлера состоялся долгий разговор с Геббельсом, во время которого оба пришли к выводу, что страдающая отсутствием гибкости внешняя политика Риббентропа является пагубной для Германии, и заодно отдали должное критике некомпетентных действий верховного армейского командования. Затем Гиммлер попытался оправдать собственную позицию в отношении движения Сопротивления. Рассказав Геббельсу о существовании группы врагов государства, включающей Гальдера и, возможно, Попица, он заявил, что эти люди, по-видимому, стремятся войти в контакт с Англией в обход фюрера. Судя по всему, рейхсфюреру удалось полностью обелить себя. «Гиммлер проследит, чтобы эти господа не причинили особого вреда своим трусливым пораженчеством, – писал Геббельс после этой встречи. – У меня сложилось четкое впечатление, что внутренняя безопасность страны находится в надежных руках Гиммлера».

Отношения между Гиммлером и Керстеном длились почти шесть лет; они оказались одним из решающих факторов, определивших жизнь Гиммлера. В особенности возросла роль Керстена после гибели Гейдриха. Даже самому сильному человеку, оказавшемуся на вершине власти, требуется поддержка советников, хотя, ожидая от них одобрения своих решений, он может держать их в тени своей личности. Некоторым могущественным людям просто необходимо иметь подле себя человека, чье мнение они уважают. Такой человек становится для них своего рода духовником, способным облегчить им муки совести, если их жестокость привела к последствиям, в которых они не уверены или которых стыдятся.

Как известно, Керстену пришлось стать массажистом и духовником Гиммлера против своей воли. Биограф Керстена Йозеф Кессель описывает его как «мягкого человека с добрыми глазами и чувственным ртом, свидетельствующим о любви к прекрасному». Его сила заключалась в его мягкости: пациенты, страдающие от болей в основном невротического происхождения, видели в нем ангела, приносящего долгожданное облегчение. Все, кого он лечил, не испытывали к нему ничего, кроме благодарности. Принцы, министры, промышленники и военачальники буквально боготворили Керстена, считали его святым, осыпали подарками и превозносили до небес.

Больной, которого врач избавил от страданий, часто начинает изливать душу исцелившему его человеку. Для Гиммлера Керстен как раз и был таким избавителем, поэтому нет ничего удивительного в том, что он доверял ему и даже по-своему любил. Именно благодаря Керстену Гиммлер взвалил на себя противоестественное бремя, которое в итоге оказалось ему не по плечу.

Сам Керстен описывал ситуацию следующим образом:

«Любой человек, занимающий сегодня ответственное положение в политической, административной, производственной или любой другой сфере общественной жизни, постоянно находится под воздействием физических и психических стрессов, к которым он не привык. В результате именно среди таких людей наблюдается устрашающий рост числа заболеваний: термин «профессиональная болезнь» придуман в наши дни… Исходя из своей многолетней практики, я убежден, что моя физионеврологическая терапия способна сохранить здоровье и радость тем людям, которые испытывают серьезные физические и психические нагрузки. Регулярные курсы моей терапии позволят им справиться с их нелегкими задачами. Я всегда готов помочь и облегчить боль»¹.

Используя свое огромное влияние на Гиммлера, Керстену удалось спасти тысячи жизней. Однако помощь шефу СС и гестапо в худшие годы его преступной карьеры превратила Керстена в сложную и противоречивую фигуру. Гиммлера он начинал лечить против своей воли; его, как и большинство нормальных людей, пугала сама мысль о встрече с рейхсфюрером, но, столкнувшись с проблемами Гиммлера как пациента, Керстен быстро преодолел свою первоначальную антипатию и страх и почти сразу почувствовал, что тому необходим не только врач, но и духовник. И действительно, едва избавившись от болей, Гиммлер тотчас принимался изливать душу своему личному массажисту, тем более что этот похожий на древнего мудреца финн из Голландии, смотревший на него со спокойной и уверенной улыбкой («загадочный Будда», – назвал его однажды Гиммлер), подходил для этой роли как никто другой. Кроме того, рейхсфюрер отчаянно стыдился своей болезни, и тот факт, что лишь несколько человек из его окружения знали о переносимых им страданиях, обеспечивал Керстену привилегированное положение.

Свои отношения с Гиммлером Керстен отражал в своем дневнике; записывал он и впечатления от встреч и бесед с другими лидерами СС, но главными его союзниками всегда были секретарь Гитлера Брандт и Вальтер Шелленберг. Мемуары Керстена интересны тем, что они помогают понять Гиммлера как человека и разобраться в его мировоззрении. Например, он часто обсуждал с Керстеном свои мысли или делился впечатлениями от прочитанного (Гиммлер старался больше читать, насколько позволяло время, хотя, как и Гитлер, предпочитал книги, которые подтверждали и развивали его предвзятую точку зрения), хотя чтение не расширяло, а скорее сужало его кругозор. Гиммлер видел себя в роли учителя и реформатора, рожденного для того, чтобы изменить мир, и это мешало ему отбросить идеологические шоры и взглянуть на вещи с общечеловеческой точки зрения.

Кроме политики, одной из любимых тем Гиммлера была медицина. Будучи противником традиционных лекарственных средств, он одновременно глубоко верил в лечение травами – в отвары, тинктуры, бальзамы – и длительное время серьезно изучал средневековые травники. Его познания в этом вопросе порой производили впечатление даже на Керстена, но именно познания, а не выводы, которые он порой делал. Гиммлер вообще считал себя незаурядным специалистом в области медицины и был всегда готов порекомендовать какое-нибудь простое, но действенное средство, вроде прикладывания ко лбу мокрой холодной ткани для лечения головной боли. Кое-какими приемами Гиммлер действительно овладел, и Керстен признавал это, но реформы, которые он намеревался провести после войны, вызвали бы сердечный приступ у профессоров медицины, если бы они о них узнали. Гиммлер, в частности, хотел призвать в СС врачей-гомеопатов, чтобы они убедили в эффективности своего метода остальных медиков, а немецкий народ тем временем стал бы выращивать лекарства (читай травы) в своих садах. Пока же он