Близко наблюдавшие этих столь не похожих друг на друга людей Гизевиус, Керстен и Хёттль были почти полностью единодушны в своих оценках¹. Согласно Хёттлю, занимавшемуся подделкой паспортов и банкнотов сначала под руководством Гейдриха, а затем Шелленберга, Гиммлер был просто посредственностью в сравнении с Гейдрихом, которого, кстати, мало волновали расовые и прочие навязчивые идеи его начальника и который быстро научился использовать вверенную ему власть. По свидетельству Хёттля, Гейдрих в конце концов настолько дискредитировал Гиммлера, что получил право обращаться к фюреру напрямую. Если бы Гейдрих не погиб, то уже в 1943 году он мог быть назначен министром внутренних дел в противовес власти, сосредоточенной в руках Гиммлера.

Однако в 1941 году позиции Гейдриха относительно Гиммлера были не усилены, а ослаблены, когда Гитлер, не посоветовавшись с Гиммлером, назначил его заместителем имперского протектора Чехословакии. Гейдриху предстояло навести «порядок» в этой злосчастной стране, проявлявшей непокорность при сравнительно мягком правлении фон Нейрата, который был гитлеровским министром иностранных дел до назначения на этот пост Риббентропа. Нейрату пришлось полностью передать все дела в руки Гейдриха.

Таким образом, продвижение Гейдриха к самостоятельности и независимости происходило в первые два года войны. Гиммлер, который никогда не был приверженцем решительных действий, перепоручал ему выполнение всех задач, которые возлагал на него Гитлер, и даже мирился с тем, что Гейдрих подчас отчитывался об их выполнении непосредственно фюреру или Герингу. Не следует забывать, что Гиммлер был больным человеком, с 1939 года и до конца жизни вынужденным постоянно прибегать к массажу, чтобы избавиться от физического и психологического напряжения.

Было бы, однако, ошибкой недооценивать Гиммлера (подобные промахи со стороны окружающих часто позволяют внешне незначительным людям добиваться немалой власти в политике или промышленности). На самом деле за пенсне без оправы, аккуратными усиками, как бы срезанным подбородком, узкими и сутулыми плечами скрывался человек убежденный и страстный, которому власть требовалась не для того, чтобы, подобно Герингу, купаться в роскоши или удовлетворять ораторские амбиции, как это делал Геббельс, а чтобы осуществлять ту мессианскую роль, которую он принял на себя во имя германской расы.

Тем не менее стать человеком действия Гиммлеру не позволяли особенности характера и слабое здоровье, хотя он, несомненно, очень хотел бы проявить себя именно в таком качестве. В мечтах Гиммлер видел себя полицейским, солдатом или даже командиром на поле боя, но для этого ему недоставало ни физической, ни душевной стойкости; когда же ему, наконец, удалось осуществить это свое желание, он только выставил себя на посмешище. К тому времени, впрочем, Гейдриха уже не было в живых, а ведь именно он в годы бурного развития СС, а также в первые два года войны снабжал Гиммлера идеями и средствами для их осуществления, оставаясь его вторым «я» до тех пор, пока не достиг той стадии, когда смог выйти из тени рейхсфюрера СС и начать добиваться власти самостоятельно, служа непосредственно Гитлеру.

По свидетельству жены Гейдриха Лины, которая была столь же ревностной нацисткой, что и Магда Геббельс, и, подобно ей, часто бывала на небольших вечеринках, устраиваемых для жен видных нацистов, ее муж, возвращаясь домой, неоднократно сетовал на то, что расовые и иные предрассудки Гиммлера вынуждают руководство СС тратить время и силы на глупые и помпезные мероприятия. Получив власть над Гиммлером, Гейдрих не преминул продемонстрировать бывшему шефу презрение, питаемое им к этой безумной мифологии. Для Гейдриха имела значение одна лишь практика; по его мнению, не было никакой нужды изобретать какие-то сложные теории, чтобы обосновать очевидную необходимость преследовать тех, чье существование так или иначе препятствовало «арийскому доминированию». Впрочем, какими бы глубокими ни были разногласия между Гиммлером и Гейдрихом, последний всегда старался, чтобы со стороны их отношения выглядели по-прежнему доверительными.

Согласно Гизевиусу, который краткий период работал под его руководством, Гейдрих был «дьявольски умен», предпочитая оставаться за кулисами событий и добиваться своего окольными путями. Его террористические методы оставались максимально секретными. Наделенный «необычайно сильной склонностью к убийствам», он обучал своих людей «принципам практического террора», одним из которых, по словам Гизевиуса, был «сваливать вину на других». Акты репрессий Гейдрих всегда обосновывал требованиями дисциплины, справедливости или просто необходимостью быть хорошим немцем, предоставляя Гиммлеру проповедовать более высокопарные доктрины, приводящие в итоге к преследованию тех же людей. В нацистском руководстве, указывает Гизевиус, на самый верх пробирались только специалисты в области насилия: «Их доминирующей чертой была жестокость. Геринг, Геббельс, Гиммлер, Гейдрих… мыслили и чувствовали только понятиями насилия». Шелленберг, который двенадцать лет служил Гиммлеру и Гейдриху, оставил, пожалуй, одно из лучших описаний Гейдриха:

«Когда я вошел в кабинет, Гейдрих сидел за письменным столом. Он обладал высокой внушительной фигурой, широким и необычайно высоким лбом, маленькими беспокойными глазками – хитрыми, как у зверя, и в то же время излучающими какую-то сверхъестественную силу, а также длинным хищным носом и широким ртом с толстыми губами. Руки у него были тонкими и чересчур длинными, напоминающими паучьи лапы. Фигуру несколько портили широкие бедра – эта женоподобная черта придавала ему еще более зловещий облик. Для такого крупного мужчины у него был слишком высокий голос и слишком нервная и отрывистая речь. Хотя Гейдрих редко заканчивал фразу, он всегда умудрялся выражать свои мысли четко и понятно».

По мнению Шелленберга, Гейдрих стал «скрытой осью, вокруг которой вращался нацистский режим», а его острый ум и сильный характер направляли развитие всей нации:

«Он намного превосходил своих коллег по партии и контролировал их так же, как обширную разведывательную машину СД… Гейдрих невероятно остро ощущал моральные, человеческие, профессиональные и политические слабости других… Его необычайно высокий интеллект дополнялся недремлющими инстинктами хищного животного… Он действовал по принципу «разделяй и властвуй», используя его даже в отношениях с Гитлером и Гиммлером. Главным для него всегда было знать больше других… и пользоваться этими знаниями, чтобы делать окружающих – от самых высокопоставленных до самых незначительных – полностью зависимыми от него… Фактически Гейдрих был кукловодом Третьего рейха».

Единственной слабостью Гейдриха Шелленберг считал неконтролируемый сексуальный аппетит, который тот удовлетворял без всякой сдержанности и осторожности. В 1940 году Гейдрих организовал собственный первоклассный бордель – знаменитый «Салон Китти», арендованный СД на Гизебрехтштрассе рядом с Курфюрстендамм в восточной части Берлина². «Салон Китти» располагал девятью спальнями, в которых были установлены скрытые микрофоны, связанные с наблюдательной комнатой в полуподвале. Это, несомненно, был весьма приятный способ шпионажа, позволявший, в частности, контролировать работавших в Германии дипломатов, однако Шелленберг старательно подчеркивает, что его функции ограничивались записью разговоров, в то время как шеф криминальной полиции Артур Небе, в прошлом имевший отношение к полиции нравов, контролировал женщин. Гейдрих и его подручные уговаривали высокопоставленных дипломатов, вроде Чиано, посещать «Салон Китти», а их беседы во время выпивки и занятий любовью записывались на пленку[5]. В феврале 1941 года Гейдрих даже приглашал в салон Керстена, объяснив ему, что заведение открыто с санкции Риббентропа с целью уберечь иностранных гостей от дешевых проституток. Хотя салон субсидировался, Гейдрих не сомневался, что он вскоре станет самоокупаемым, и даже подумывал об открытии аналогичного заведения для гомосексуалистов. Но, как указывает Шелленберг, в действительности салон был открыт без ведома Риббентропа, и министр иностранных дел сам несколько раз побывал там, прежде чем узнал, кто контролирует заведение Китти.

Любопытно отношение к Гейдриху гиммлеровского массажиста Керстена, который имел возможность видеть его глазами своего шефа. Керстен, разумеется, время от времени сталкивался с Гейдрихом, но стремился не иметь с ним никаких дел, полагая – и не без оснований, – что в данном случае близость к рейхсфюреру СС не может принести ему ничего, кроме вреда. Как и Шелленберг, Керстен высоко оценивал яркую нордическую внешность Гейдриха, «лаконичную военную манеру» его речи и поразительную способность так подать проблему, чтобы заставить Гиммлера принять нужное решение, однако он видел в нем слабости характера, которые Шелленберг либо не замечал, либо предпочитал игнорировать. Если