подобной пище… Она считается очень полезной. Мужчины и женщины, питающиеся овсянкой, отличаются стройными фигурами. Поэтому наших матерей следует приучить к овсянке и убедить кормить ею своих детей. Хайль Гитлер!»

В качестве доказательств того, что люди хорошего происхождения и воспитания не толстеют от овсянки, Гиммлер приводил лорда Галифакса и сэра Невилла Гендерсона, отличавшихся завидным телосложением. В канцелярии Гиммлера данные о здоровье матерей и детей зачитывались постоянно. «Все расово полноценные матери священны для нас», – писал Гиммлер.

Движение «Лебенсборн», начавшееся с создания детских центров и домов для сирот и незамужних матерей с их детьми, во время войны еще больше расширило масштабы своей деятельности. Гиммлер, в частности, организовал при СС специальные учреждения, занимавшиеся поиском на оккупированных территориях детей, соответствовавших арийским расовым критериям. В июне 1941 года он изложил свой план в письме одному из офицеров:

«Я считаю весьма желательным забирать подходящих с расовой точки зрения детей из польских семей, чтобы обучать их в специальных (и не слишком больших) детских садах и домах. Изъятие детей можно объяснить соображениями здоровья. Дети, не достигшие особых успехов, должны возвращаться родителям.

Я предлагаю начать понемногу – возможно, с двух или трех домов, чтобы приобрести практический опыт. Подробности родословной детей, показавших удовлетворительные результаты, следует устанавливать через полгода. После года успешного обучения можно рассматривать возможность передачи этих детей в расово полноценные немецкие семьи, не имеющие своих детей.

Во главе задуманных мною учреждений следует ставить тщательно отобранных мужчин и женщин, сведущих в расовых вопросах»¹³.

Бездетные немецкие семьи были для Гиммлера одним из важнейших предметов заботы. В письме, написанном в апреле 1942 года, он утверждал, что человек, не способный к деторождению, должен позволять своему партнеру по браку спариваться на стороне с целью произвести детей. Впоследствии бездетные семьи приобрели для Гиммлера еще большее значение, являясь базой для программы усыновления детей с арийскими расовыми характеристиками, похищенных СС на оккупированных территориях.

В более поздней речи от 14 октября 1943 года Гиммлер счел возможным пойти еще дальше. По поводу славян он говорил так:

«Очевидно, что в той смеси наций и народностей, которую на деле представляют собой славяне, не могут не появляться расово полноценные типы. Я считаю нашим прямым долгом изымать подобных детей из их окружения, в случае необходимости похищая их… Мы либо заполучим хорошую кровь, которую сможем использовать для себя и дать ей место среди нашего народа… либо уничтожим эту кровь».

Политическая цель этого накопления «германской породы» была вполне ясна:

«Окончание этой войны будет означать для нас открытую дорогу на восток, расширение германского рейха, превращение его тем или иным образом… в дом для тридцати миллионов человек, в жилах которых течет одна кровь, чтобы еще при нашей жизни мы могли стать народом, чья численность составит сто двадцать миллионов германских душ. Это означает, что мы сможем стать единственной мощной державой в Европе и отодвинуть границу германского государства еще на пятьсот километров к востоку».

Теперь, наверное, мы уже никогда не узнаем, сколько детей в возрасте до двенадцати лет было изъято у родителей во исполнение этого бредового замысла. Большинство их прибыло из Польши, однако известны случаи усыновления детей и из Югославии, Чехословакии или России. Масштаб этой работы был ограничен только размерами организации, которая по причине военного времени не могла быть особенно большой или располагать достаточно многочисленным штатом. Как бы там ни было, юрист движения «Лебенсборн» доктор Ганс Гильмар Штаудте в своих показаниях утверждал, что в одном только польском административном округе Вартегау было изъято с целью германизации от двухсот до трехсот детей. После проверки их размещали у немецких приемных родителей, от которых они и получали новые фамилии. Имена, как правило, сохранялись прежние, однако им по возможности придавалась германизированная форма. Начиная с момента усыновления похищенные дети начинали говорить только по-немецки и, в конце концов, превращались в обычных немцев – вот почему прослеживать подобные случаи так трудно. Эта проблема, кстати, существует до сих пор, ею занимается Центр поисковой службы Красного Креста в Арользене.

В начале 1943 года Гиммлера совершенно очаровали два светловолосых голубоглазых русских мальчика, которых он увидел в Минске. Эти дети были практически усыновлены рейхсфюрером СС и его адъютантами. После необходимой гигиенической и дисциплинарной подготовки их самолетом отправили к Гиммлеру, с которым они долгое время разъезжали в его поезде. Сохранилась довольно объемистая эсэсовская корреспонденция по поводу потерянного в Мюнхене пальто одного из мальчиков. Впоследствии обоих поместили в школу для подобающего детям рейха обучения.

В Германии, однако, отношение к «Лебенсборну» было далеко не однозначным. Из-за того, что его центры и приюты были полны незамужних женщин, многие принимали их за бордели для членов СС. Особенно возражала против существования подобного движения церковь. Значительно позднее – в речи, произнесенной в мае 1944 года перед узким кругом высокопоставленных чиновников, Гиммлер так говорил о «Лебенсборне», о критических выпадах против него и лично против себя (вызванных мерами по поощрению эсэсовцев к обзаведению потомством):

«…С самого начала дома «Лебенсборн», как и всякая новая идея, стали объектом для нападок сплетников и ханжей. Они называли их местами для выведения молодняка, конными заводами для людей и так далее. В действительности в этих домах мы заботились о матерях и детях, одни из которых были законнорожденными, а другие – нет. Думаю, соотношение было примерно пятьдесят на пятьдесят – скорее, даже шестьдесят на сорок в пользу законнорожденных.

К каждой женщине в таких домах обращаются по имени – фрау Марта, фрау Эльза и так далее. Никого не волнует, законные у них дети или нет. Мы заботимся о матерях и детях, оберегаем их, помогаем в их проблемах. Не прощается лишь одно: неспособность женщины ухаживать за своим ребенком, как подобает матери.

К концу 1939 года, после польской кампании – как только стало известно, что британцы и французы отвергли мирные предложения фюрера и война продолжится на западе, – я издал приказ, вызвавший значительное противодействие и новый поток оскорблений, на сей раз – в мой адрес. Этот приказ гласил: каждый эсэсовец перед уходом на фронт должен зачать ребенка.

Приказ казался мне простым и достойным, и теперь, после многих лет ужасных потерь, которые несет немецкий народ, его по достоинству оценят те, кто не сумел сделать этого раньше. Я сам много и серьезно раздумывал над этими вопросами, и вот какие соображения пришли мне в голову: согласно закону природы, нация, не производящая потомства, теряет свою лучшую кровь. Само собой разумеется, что самые лучшие с точки зрения расовой полноценности люди являются храбрейшими воинами и чаще гибнут в бою. Нация, которая за двадцать пять лет потеряла миллионы своих лучших сыновей, просто не может позволить себе подобную потерю. Следовательно, если эта нация хочет выжить, нужно что-то делать, чтобы эту потерю восполнить».

Когда Гиммлер произносил эту речь о производстве потомства в СС, его официальная любовница Хедвиг была на последних месяцах своей второй беременности. Вскоре она разрешилась дочерью, которую назвали Нанетта Доротея. Ее сын от Гиммлера Хельге родился 15 февраля 1942 года¹⁴. Содержание второй семьи оказалось, однако, довольно обременительным для Гиммлера, чьи доходы и без того были весьма скромными. Шелленберг объясняет эту ситуацию следующим образом: в период перемирия с Борманом, с которым он позднее вступил в некое подобие тактического союза, Гиммлер попросил в долг 80 тысяч марок из фондов партии для постройки нового дома. Борман предоставил ему ссуду, но под очень высокий процент, который Гиммлер едва ли мог выплатить из официального жалованья. Условия этого странного соглашения настолько удивили Шелленберга, что он стал докапываться до его причин и вскоре сделал кое-какие выводы относительно семейных проблем Гиммлера.

«Первый брак Гиммлера, – писал Шелленберг, – не был счастливым, но ради дочери он не пытался развестись. Вскоре Гиммлер сошелся с женщиной, на которой не был женат. Она родила ему двух