задача, выполняемая полицией безопасности при поддержке наших людей», кажутся некоторым отвратительными. Поэтому он продолжал объяснять, почему они должны этим заниматься:

«То же самое происходило в Польше при сорока градусах ниже нуля, где нам приходилось вывозить тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч, где нам приходилось проявлять твердость, чтобы… расстреливать тысячи способных стать лидерами поляков и таким образом избежать мести, которая неминуемо обрушилась бы на нас какое-то время спустя… Гордые солдаты говорили об этих обязанностях: «Боже мой, почему мы должны выполнять эту мерзкую работу?» Конечно, гораздо легче идти в атаку со своей ротой, чем подавлять непокорное, не обладающее достаточно высоким уровнем культуры население, осуществлять казни, переселять народы, выбрасывать из домов плачущих женщин или возвращать из России наших немецких братьев по крови, чтобы заботиться о них… Вы должны рассматривать работу СД или полиции безопасности как важную часть нашего общего дела, как непреложный факт, во многом подобный вашему умению воевать. Вы – люди, которым можно только позавидовать, так как… если подразделение завоюет славу в бою… оно может быть награждено публично. Гораздо труднее приходится тем, кто… занимается этой трудной и тайной работой»¹⁶.

Далее Гиммлер говорил о необходимости улучшать политическое образование в Ваффен-СС, чтобы личный состав сознавал необходимость существования СД и лучше разбирался в ее функциях. Вы должны твердо знать, настаивал он, что обязанности сотрудников СД «очень, очень трудны» и «бесконечно важны». Затем Гиммлер рассказал собранию о своем видении будущего, о мечтах, об «охраняющих расу» гарнизонах СС, которым предстояло организовывать поселения немцев за пределами Германии, создавая для них безопасное «жизненное пространство» (Lebensraum) в новых колониях, завоеванных, например, в Южной Африке, в Арктике или на Западе. «Первые два года мира будут решающими для нашего будущего, – говорил Гиммлер. – Мир устанавливается железной рукой… Мы должны начать с неслыханного самообразования. Необходимо беспрекословное повиновение». То, что будет сделано после войны, «при жизни Адольфа Гитлера, должно существовать веками… Если мы допустим ошибку, она также проживет столетия».

Даже обязанности по охране в лагерях «отбросов человечества», продолжал Гиммлер, должны служить «формой идеологической обработки низших существ и низших рас. Как я уже говорил, эта деятельность необходима, чтобы изгнать эти негативные элементы из рядов немецкого народа, использовать их на благо нашего великого сообщества – например для добычи камня или обжига кирпичей, – дабы фюреру было из чего воздвигать свои величественные здания. Если хорошая кровь не будет воспроизводить сама себя, мы не сможем править миром… Нация, имеющая в среднем четырех сыновей на семью, может рискнуть вести войну; если двое сыновей погибнут, двое других останутся для продолжения рода». В заключение Гиммлер добавил: «В течение одиннадцати лет моего пребывания на посту рейхсфюрера СС моей главной задачей неизменно оставалось создание своего рода рыцарского ордена, куда бы вошли люди с хорошей кровью, способные вдохновить Германию… ордена, который распространит нордические идеи так далеко и широко, что мы сможем привлечь к себе арийские народы всего мира, забрать эту кровь у наших противников и впитать ее в себя, чтобы больше никогда… народы, принадлежащие к нордической расе, не сражались против нас». Это, заявил он, и есть та «великая общая цель», которой СС будет «служить до конца: только рейх – идеология, созданная фюрером, только его рейх – рейх всех тевтонцев».

Отсутствие Гиммлера во Франции на торжествах по случаю победы во многом объяснялось его непрекращающимся недомоганием. После первого курса лечебного массажа, проведенного Феликсом Керстеном, он испытал облегчение, казавшееся почти волшебным для его напряженных нервов.

Керстен был на два года старше Гиммлера и обладал совершенно иным складом характера. После тяжелой жизни в молодые годы он решил наслаждаться богатством и положением, которые обеспечивала ему прибыльная практика среди европейской аристократии. Согласно его же рассказам, он родился в Эстонии, изучал сельское хозяйство в Гольштейне, управлял фермой в Анхальте, служил в финской армии во время войны с Россией в 1919 году, затем принял финское гражданство и, в конце концов, угодил с ревматической лихорадкой в больницу для ветеранов в Хельсинки. Именно там он и открыл в себе талант массажиста. Решив сделать массаж своей профессией, Керстен, по его собственным словам, работал и докером, и судомойкой, чтобы оплачивать изучение медицины. В 1922 году он впервые отправился в Берлин, где некоторое время учился в университете, а затем долго тренировался под руководством знаменитого китайского целителя доктора Ко. По словам Керстена, доктор Ко «заявлял, что не встречал никого с такими руками, как мои. Он говорил, что у меня поистине чудесное чувство прикосновения». Действительно, китайский врач, похоже, настолько уверовал в Керстена, что передал ему свою берлинскую практику, когда в 1925 году вернулся в Китай.

Керстен обслуживал очень высокопоставленных лиц. На какое-то время он даже переселился в Гаагу по личному приглашению принца Нидерландов Генриха, ставшего одним из его пациентов в 1928 году, а в 1934 году купил милях в сорока к северу от Берлина поместье Хартцвальде, намереваясь со временем вновь вернуться в Германию и стать «фермером-землевладельцем». В 1937 году Керстен женился на красивой девушке из Силезии почти вдвое моложе его.

Таким был человек, который 10 марта 1939 года в первый раз встретился с Гиммлером и был более чем удивлен, найдя его «узкогрудым человечком в очках, с безвольным подбородком и льстивой улыбкой». В библиотеке Гиммлера Керстен увидел на полках множество книг по германской и средневековой истории, посвященных Генриху Птицелову, Чингисхану, Мухаммеду и магометанской вере. В спальне он заметил также Коран в немецком переводе, который Гиммлер регулярно читал перед сном. Умудренный жизненным опытом Керстен счел его «педантом, мистиком и книжным червем». К тому же «у него были мягкие руки».

При первом обследовании они обсудили симптомы болезни, непосредственной причиной которой казалось птомаиновое отравление[6], вновь спровоцировавшее застарелые нервные недуги, развившиеся у Гиммлера как осложнение после тяжелого брюшного тифа, перенесенного еще во время Первой мировой войны. Керстен узнал также, что ребенком Гиммлер перенес паратиф, а в молодости – дизентерию и желтуху. Приступив затем к непосредственному осмотру, Керстен приподнял рубашку пациента и начал прощупывать самые болезненные участки его живота. По словам Гиммлера, эти прикосновения были «подобны бальзаму», и он решил во что бы то ни стало уговорить чудо-массажиста взяться за лечение его хворей. Керстену было совершенно ясно, что в его силах принести больному лишь временное облегчение, однако отказываться он не стал.

Уникальный талант массажиста сочетался в Керстене со стремлением к богатству и успеху в обществе. Он был удачливым человеком – великий дар исцеления принес ему признательность и дружбу многих влиятельных людей, да и суммы, которые Керстен брал за курс массажа, были по тем временам совершенно астрономическими. Так, например, немецкий химический магнат Ростерг, которого он сумел вылечить, заплатил ему 100 тысяч марок, на которые Керстен и приобрел поместье Хартцвальде, однако деньгами благодарность промышленника не ограничилась. Именно Ростерг в 1939 году и свел его с Гиммлером.

Перед началом войны Керстен лечил Гиммлера в Берлине и Гмунде и имел возможность убедиться, что при общей слабости характера его пациент отличается значительным упрямством. Узнав, что Гиммлер стремится к войне так же сильно, как Гитлер, Керстен научился спорить с ним, не подвергая себя риску. Впрочем, поначалу Керстен практически не интересовался политикой, что, вероятно, можно объяснить тем, что, не являясь этническим немцем и гражданином Германии, он оказался невосприимчив к массовой истерии нацизма. Больше того, когда война уже началась, он мог отказаться от лечения Гиммлера, о чем умоляли его жена и друзья. Но в финском посольстве, куда через свои многочисленные знакомства среди дипломатов Керстен обратился за советом, ему не только порекомендовали оставаться при Гиммлере, но и весьма прозрачно намекнули, что будет очень неплохо, если он станет передавать в посольство содержание разговоров, в которые Гиммлер пускался после каждого сеанса расслабляющего массажа. К тому же жене Керстена, немке по национальности, нравилось жить в Хартцвальде, куда после захвата Сталиным Эстонии и объявления войны Финляндии (родившийся в Эстонии Керстен был финским подданным) он перевез своего девяностолетнего отца.

Впрочем, Гиммлер не мог принуждать Керстена лечить себя только в первое время. Уже весной 1940 года рейхсфюрер буквально заточил его в Хартцвальде и отказал в визе для выезда в Голландию, где у Керстена оставались пациенты. Несколько дней спустя Гиммлер сообщил Керстену о вступлении германских войск в Голландию и объяснил, что визу ему не выдали, чтобы защитить от возможных последствий