– Что она говорит? Чтобы миром правили женщины? Возмутительно!

– Ей нужна твердая мужская рука!

– Вот они – плоды женского просвещения! Начинают много о себе воображать и ни во что не ставят мужчин!

– Ужасно, просто ужасно! Сколько, вы говорили, она получит приданого?

Разговор продолжался в том же духе, и вскоре некоторые удалились вслед за Офелией и Томасом, а остальные пошли танцевать. Мэгги надеялась, что никто из молодых людей не станет придавать большого значения словам Лидии или как-то переиначивать их смысл. Ведь все пришли сюда приятно провести время, а не шпионить друг за другом.

Она старалась перехватить взгляд Ротвелла, чтобы узнать, слышал ли он слова сестры. Конечно нее, слышал! Когда Лидия чем-то возмущена, она говорит громким звенящим голосом, который может перекрыть шум толпы.

Мэгги с облегчением увидела, что граф направляется к ложе, но на полпути его перехватила какая-то женщина в маске. Она кокетливо заговорила с ним, и Ротвелл ответил с присущим ему изяществом и апломбом. Наконец ему удалось отделаться от назойливой собеседницы и он сел рядом с женой. К этому времени Лидии в ложе уже не было, она беспечно кружилась в танце с молодым человеком, одетым разбойником из детской сказки.

Ротвелл наклонился к Мэгги:

– Как ты думаешь, дорогая, через четверть часа ты сумеешь изобразить внезапную слабость или что-то в этом роде? Нам нужно уехать домой.

– Ты думаешь, она подвергает себя опасности?

– Я не собираюсь околачиваться здесь, чтобы это выяснить. Если они захотят ее арестовать, пусть это произойдет в моем доме, а не в общественном месте.

– Неужели кто-нибудь может всерьез принять Лидию за якобитку? Эдвард, она даже не знает значения этого слова. По-моему, ее привлекает романтический ореол вокруг принца.

– Я все понимаю, но если ты думаешь, что это кого-то интересует, то ошибаешься. Человек, которому дано задание выслеживать якобитов в общественных местах, не станет вдаваться в детали. Он выполняет приказ, ему некогда задумываться, кто и с какой целью говорит, что посещал бал якобитов. Даже если это сделано из чистого любопытства, как в случае с Лидией. Так что? Ты притворишься больной или мне разыграть из себя монстра?

Поскольку от шума голова действительно уже разболелась, Мэгги подумала, что ей не составит труда прикинуться больной, и согласилась сделать это прямо сейчас.

– Нет. Выжди несколько минут, чтобы не связали напрямую с репликой Лидии. Думаю, до понедельника ей ничего не грозит, а к тому времени я найду возможность поговорить с Райдером, он наверняка поможет отвести от нее возможные подозрения.

К сожалению, Мэгги не слишком убедительно изобразила свои страдания от головной боли, которая, если честно говорить, была не слишком сильной. И Лидия, и вдова сначала пытались уговорить ее остаться еще на часок, а потом возмущенно напомнили, что все приехали в двух каретах и Мэгги с Ротвеллом могут отправиться домой, а они останутся на балу с Джеймсом. Ротвелл выразительно посмотрел на брата, и тот энергично запротестовал, сказав, что ему до чертиков надоело сидеть в душном зале и слушать весь этот гам.

Лидия с матерью набросились на него, обвинив в эгоизме и во всех смертных грехах, и потребовали, чтобы он пошел на уступки. Тогда в дело вмешался Ротвелл и суровым тоном приказал всем ехать домой.

Позже Джеймс рассказал, что мать пилила его всю дорогу, – ему досталось и за Ротвелла, и за Мэгги, и за упущенный блестящий шанс покорить сердце Офелии Балтерли. Она так разозлила его гневными нападками, что он чуть не выложил всю правду о своем намерении жениться на простой девушке, живущей в живописных горах Шотландии.

У Мэгги от всего этого действительно сильно разболелась голова. В ушах постоянно звучал раздраженный голос вдовы, весьма прозрачно намекающей, что все беды начались с появлением Мэгги в их доме. Но когда, наконец, оказалась в объятиях мужа, то поняла, что голова перестала болеть словно по мановению волшебной палочки.

– Знаешь, твои ласки действуют на меня лучше, чем виски отца или его тодди. Едва ты ко мне прикоснулся, как головная боль прошла.

– Да, я настоящий волшебник, дорогая, – пробормотал Ротвелл, целуя ее. – Ты удивишься, узнав, что я могу практически все.

Мэгги счастливо улыбнулась, совсем не сомневаясь в его возможностях. Он действительно может все, и она каждый день находила тому подтверждение. По настоянию Ротвелла, она спала в его спальне в огромной кровати, напротив которой над камином висела картина с изображением Адама и Евы. Ротвелл со смехом рассказал об истории картины, и Мэгги хохотала до слез.

Когда они ехали в Лондон, она с трепетом ожидала момента, когда граф переступит порог своего дома. Ей почему-то казалось, как только он сделает это, сразу же превратится в самодовольного фата, которого она видела в первую встречу. Но ничего подобного не произошло. Он оставался все тем же Ротвеллом, которого она знала как своего мужа. Конечно, он стал одеваться с присущей ему элегантностью, и это не могло быть иначе, ведь ему приходилось постоянно вращаться в высшем обществе.

Она вспомнила, как они прогуливались вдвоем по огромному залу, притягивая к себе взгляды публики. Друзья и знакомые поздравляли их и желали счастья, все без исключения обращались к ней с уважением. Казалось, все готовы принять Мэгги в свой круг, пусть даже только как жену Ротвелла. Оказалось, чувствовать себя графиней очень приятно. Странно, но после этого Лондон показался менее враждебным.

На следующее утро, ко всеобщему удивлению, вдова вышла из своей комнаты и села завтракать вместе со всеми. Когда же она объявила, что послала леди Офелии Балтерли и ее тетушке приглашение на чай, стала понятна цель такого раннего пробуждения.