Гракко был человек любопытный, он все время задавал себе этот вопрос.

Почему они, не будучи жестокими, убивают? Почему, оставаясь простыми и мирными людьми, они борются? Почему, если ничто их не принуждает, они вступили в смертельный поединок и ведут его до конца?

— И еще потому, что я хочу жениться поскорее, — сказал Орацио.

— Как так? — переспросил Гракко.

— У меня есть девушка, и я хочу на ней жениться.

— Значит, ты начал бороться, потому что хочешь поскорее жениться на своей девушке?

— Я так не говорю. Но я уже давно хочу жениться на ней и хочу, чтобы все кончилось скорее и я мог сыграть свадьбу.

— И ради этого ты стал бороться?

— Я так не говорил. Разве я так говорил?

— Ну, скажи сам, как ты говорил.

— Я говорю, — снова начал Орацио, — что чем скорее это кончится, тем скорее все будет кончено.

— Вот оно что! — сказал Гракко.

Он был любопытен, люди привлекали его, но он никогда не мог докопаться до последнего «почему» в их поступках. В темноте машины он вынул пачку сигарет.

— Хочешь курить?

— Еще бы. А для Метастазио у тебя не найдется?

— Найдется и для Метастазпо.

Орацио открыл дверцу и крикнул в другую машину:

— Эй, Метастазио!

Метастазио высунулся из автомобиля.

— Хочешь курить? — спросил Орацио.

Метастазио убрал голову.

— Эй, Метастазио! — снова позвал Орацио.

— Брось арапа заправлять! — крикнул Метастазио, не вылезая из машины.

— Не верит! — сказал Орацио, обращаясь к Гракко.

Он посмеивался, ему было весело.

— Я тебе всерьез говорю! — крикнул он, не переставая смеяться. И добавил, обернувшись к Гракко: — Мы нашу норму выкуриваем за один день, а потом всю неделю сидим без сигарет.

Он поднялся с сиденья и вылез из машины.

— Не верит! — повторил он. Потом с сигаретами Гракко в руке подошел к соседней машине. — Эй, Метастазио!

Из тех двоих, что ждали в отеле «Реджина» на виа Сайта Маргерита, где теперь жили эсэсовцы, один, по кличке Сын Божий, сидел на стуле в проходе, одетый в полосатый передник коридорного.

Зазвенел звонок.

Сын Божий встал со стула. Это был невысокий и худой человек с изможденным лицом, длинный передник спускался ему ниже колен. Он подошел к табло звонков, посмотрел, из какого номера звонят, направился к этому номеру, постучал в дверь, вошел.

— Сюда, — сказал кто-то невидимый. — Поди сюда, Донато!

Сын Божий знал, кто это, и сразу же двинулся в дальний угол большой комнаты, где за кроватью и столом стоял холодильник.

— Сюда, — снова сказал хозяин номера. Это был немецкий офицер, он стоял, наклонившись перед открытым холодильником. — Пора кормить их.

— А им можно есть? — спросил Сын Божий.

— Нет, нельзя, — отвечал немецкий офицер.

Он выпрямился, вытер два пальца о полотенце, бросил его на пол и, указывая на холодильник, полный сырого мяса, сказал:

— Дашь им не больше трех косточек. Drei kleine Knochen.[5] По одной на каждую.

— Чтобы раззадорить аппетит? — спросил Сын Божий.

— Да, чтобы раззадорить аппетит, — ответил немец.

— Он у них уже три дня как раззадорен, — заметил Сын Божий, — еще как раззадорен!

— Еще как раззадорен? Вот что! — сказал офицер. — Так и надо. — И потом спросил: — А как они с тобой? Свирепы?

— Да как сказать, — ответил Сын Божий.

Он взял три кости, очистил их от малейших остатков мяса, вышел из комнаты и остановился перед дверью другого номера. Не входя, он позвал:

— Гудрун!

В ответ из номера донеслось рычание. Сын Божий приотворил дверь, бросил кость в комнату и перешел к другому номеру.

Из этого номера и из следующего доносился неистовый лай. Сын Божий и во вторую комнату бросил кость, едва приоткрыв дверь, зато в третьей он включил свет и вошел.

— Блут! Каптен Блут! — позвал он.

Едва он вошел, огромный белый пес перестал лаять, обежал вокруг комнаты и, вскочив на кровать, свернулся на ней калачиком.

— Как ваше самочувствие, господин капитан? — спросил Сын Божий. — Не нужно ли вам чего- нибудь?

— Угм, — отвечал пес.

Сын Божий дал ему кость, но одновременно вытащил из кармана кусок хлеба.

— Вот это, Блут, тебе посылает твое начальство, а вот это я тебе принес. Твое начальство хочет, — продолжал Сын Божий, — чтобы у тебя был хороший аппетит. А для чего? Это ведь и ты знаешь и я знаю. Раз и у него и у тебя такое ремесло, значит так нужно, Блут. Ты ведь знаешь, для чего это нужно?

— Угм, — ответил пес.

— Так-то, каптен Блут! — сказал Сын Божий и наклонился. — А я не желаю, чтобы у тебя был аппетит. Ты славный пес, мне было бы так приятно, если бы ты сменил ремесло. Не можешь ты, что ли, сменить ремесло?

— Угм, — ответил пес. — Угм.

— Не можешь? — приставал к нему Сын Божий. — Не можешь честно зарабатывать себе на жизнь? Еще ведь не поздно, Блут! Удирай, беги в деревню! Ступай к крестьянам сторожить поля. Или стеречь овец. Или отправляйся к дрессировщику, научись ходить по проволоке. А еще можешь наняться поводырем к слепому старику.