Этой ночью я собираюсь спать в студии — чтобы, если что, защитить свои картины. Я почему-то беспокоюсь о них.
Около шести часов я позвонил в центральный полицейский участок. Мистер Паунд говорил, что у него до сих пор остались друзья в полиции; я подумал, что могу порасспрашивать их, и они подскажут мне, как его найти. Ушла целая вечность на то, чтобы связаться с отделом убийств. Я ждал и проклинал себя за то, что не взял у него его номер. Наконец меня соединили с детективом Бликом. Я спросил, не знает ли он мистера Паунда.
— Мистера Кларенса Паунда? — спросил он.
— Я не знаю точно его имени. Он полицейский в отставке. Он говорил, что у него еще остались друзья в полиции.
— Позвольте мне предположить: он говорил вам, что хотел стать сыщиком, но некие политические силы не позволили ему добиться успеха, верно? А еще говорил, что он — виджилянт, вершащий правосудие над преступниками, которым удалось избежать справедливого наказания?
— Э-э… ну да, — сказал я.
— Мне очень неприятно говорить вам это, сэр, но Кларенс Паунд — бывший почтовый работник, уволившийся из-за серьезного психического расстройства. Раз в несколько месяцев он на некоторое время перестает принимать лекарства, и тогда начинает воображать себя каким-то суперполицейским. Если он будет причинять вам беспокойство, дайте мне знать; мы заберем его и доставим к его лечащему врачу.
— Нет-нет, он совершенно не причинил мне никакого беспокойства. Большое спасибо.
Я повесил трубку как раз, когда он спрашивал: «А кто вы…»
Итак, мистер Паунд — всего-навсего шизик. Я должен быть готов к встрече с ним.
— Они пустые, — сказал он. — Все эти холсты просто замазаны белой краской!
— Нет, — сказал я. — Просто это очень тонкая живопись. Их нужно рассматривать очень внимательно.
— Они пустые! Ты просто шизик!
— Ничего подобного; это
— Это ложь! — он направил на меня пистолет.
— Это правда. Ты не полицейский.
Внезапно он сел — у него словно бы подкосились ноги. Долгое время он не говорил ничего. Я уже собрался подойти и отобрать у него пистолет.
Затем он начал говорить тихим, безразличным голосом. Он объяснил мне, кто он такой на самом деле, и мне все стало ясно.
Его зовут мистер Карлос Паунд, он владелец очень известной художественной галереи в Нью-Йорке. Сегодня мы соберем все мои картины и погрузим в его микроавтобус. Он отвезет меня в Нью-Йорк, где организует для меня персональную выставку.
Ручаюсь, мы устроим настоящий фурор.
Лесли Уот
Упорная девка
Я ждала в коридоре, чтобы первой подойти к двери, когда раздастся звонок, но мама все же опередила меня. Она держала моллюска-шпиона осторожно, двумя пальцами, словно ручные цимбалы; на нем мигал зеленый огонек, свидетельствуя о готовности. Раковина моллюска была из серого текстурированного алюминия, это выглядело одновременно комически и пугающе; но вообще-то у нас в доме всегда так — никогда не знаешь, смеяться тебе или плакать.
— Ох, мама! — сказала я.
— Джинни, мы же должны узнать! — ответила она.
И открыла дверь.
Джейсон сделал шаг вперед. Он вскрикнул, когда моллюск-шпион раскрылся и выпустил ногу, ухватив щепоть его кожи, чтобы измерить температуру, кровяное давление и психологический профиль. На веснушках Джейсона проступил пот (никогда бы не подумала, что веснушки могут потеть), и хотя его макушка почти касалась притолоки, он так съежился, что моя мама по сравнению с ним показалась выше ростом.
Он метнул на меня взгляд, словно бы прикидывая, стою ли я того, чтобы иметь дело с
Мама взглянула на дисплей и прищурилась. Нога тем временем медленно убралась обратно, моллюск со щелчком захлопнулся и послышалось тихое жужжание. Она и без того знала, о чем думает Джейсон, для этого ей не требовался моллюск-шпион. Ему было семнадцать, как и мне, и он думал о том, о чем думают все семнадцатилетние, и о том, что будет потом. Маме было сорок, и она думала о том, что будет
Она нажала кнопку на моих брюках, включив «электропастуха», и сказала:
— Хорошо. Я думаю, вы с Джоном можете пойти погулять.
— С Джейсоном, — поправила я.
— Ну, все равно, — сказала мама.
Брюки-пастухи сидели на мне, словно рукавица сталевара, густо нашпигованные проволокой и настроенные на максимальное поражение. В них я казалась себе огромной и неуклюжей, словно майкелиновский Шинный Человечек[65], разве только что я была девочкой. Эти брюки сделали их изобретательницу, то есть мою маму, сказочно богатой. Миллионы экземпляров использовались по всему земному шару, и до сих пор было зафиксировано только пять смертельных случаев — от сердечного приступа. Все доходы мама пустила на разработку «Упорной Девки» и кучи других продвинутых технологий слежения и контроля, большинство из которых она проверяла на мне.
Был жаркий, душный вечер, и я практически варилась в своих штанах. Я чувствовала запах собственного тела даже через сладкое благоухание дезодоранта и детской присыпки. Маме было наплевать, что меня смущает, когда я потею. Бог мой, она была совершенно сумасшедшая! Ничего удивительного, что ЦРУ отклонило ее заявку.
Я не могла дождаться, когда мы выйдем из дома.
— Ну, пока, — сказала я, хватая свою сумочку и надеясь, что матушка не обыскивала ее.
— Был рад познакомиться, миссис Вуото, — сказал Джейсон.
