– Значит, так, – решительно объявил папа Сережа, перехвативший этот обмен взглядами, но понявший его совершенно неправильно. – Будем все-таки лопать или будем в гляделки с дядей Андреем играть?

– Соку хочу, – объявило Луковое Горе, уклоняясь от прямого ответа на поставленный вопрос.

– Так. Желание законное. Подливаю соку. Пей. Но после – немедленно глотай то, что у тебя за щекой, и черт с тобой, давай сюда эту котлету, и хлеб можешь оставить, положи на тарелку, я все уберу, только вот этот кусок котлеты доешь… который на вилке. Договорились, нет?

Это было похоже на полную и безоговорочную капитуляцию, каковой оно, по сути, и было. Андрей великодушно пропустил разгром опытного и умелого папы Сережи мимо внимания и спросил:

– Ну, хорошо. «Печальный рыцарь с длинными волосами». А поподробнее?

– «Печальный человек». Цитируешь, так цитируй.

– Виноват. «Человек». И что он, спрашивается, за человек? О нем же легенды ходят. Это все правда?

– Смотря что именно.

– Что он из людей делает овечек, например.

– Это как?

– Приходит к нему человек, – объяснил Андрей. – Мафиози какой-нибудь. Людоед. А выходит – смирный как овечка. Вегетарианец.

Эль-де-през покачал головой.

– Первый раз слышу.

– Что у него квартира – Эрмитаж пополам с Лувром. Сплошь увешана старинным оружием, латами там разнообразными, ятаганами…

– Не знаю. Дома у него никогда не был.

– А ты его вообще – видел когда-нибудь? – спросил Андрей мягко.

Эль-де-през только фыркнул с презрением, потом поднялся и, не говоря ни слова, вышел вдруг из кухни – неестественно бесшумный и легкий – при такой-то массе. Андрей посмотрел на Горе Луковое и – не удержался все-таки – скорчил ему рожу в том смысле, что такие вот дела, друг мой – какой у тебя папаня, оказывается, нервный и легковозбудимый… Впрочем, контакта никакого не получилось: парнишка отвел глаза в сторону – и даже откусил от остатков котлеты, чтобы только не общаться с неприятным дядей. (Правая щека у него сразу сделалась еще больше.)

Эль-де-през вернулся (так же внезапно и так же бесшумно) и сунул Андрею под нос цветную фотографию неописуемой красоты: лето, зелень, роскошный белый лимузин аномальной длины, и какие-то люди рядом – стоят у распахнутых дверец.

– Это кто по-твоему? – спросил Эль-де-през с невыразимым презрением.

– Ты.

– А это?

– Не знаю.

– Он. Между прочим, заметь: рядышком. Вась-вась.

– Понял. Сражен. Сдаюсь.

…А ведь и в самом деле: «Печальный человек с длинными волосами». Бледное, слегка одутловатое лицо, уголки губ опущены, глаза чуть прищурены от солнца (в руках – темные очки). Все вокруг улыбаются, зубы напоказ, а он – нет. Ему – грустно. Или, может быть, скучно. Какой-то он… несовременный! Вот точное слово: несовременный. Несовременная одежда – подержанная и мешком. Несовременное лицо… Выражение лица несовременное… И эта общая печальная расслабленность…

– А женщина кто?

– Супруга. Алена Григорьевна.

– Красивая.

– Ну дак!

– Краси-ивая… – повторил Андрей. – И дети есть?

– Есть. Сынишка. Алик. Это он нас как раз и фотографирует.

– А вот это кто, с тросточкой?

Эль-де-през протянул руку и отобрал у него фотографию.

– Много будешь знать, знаешь, что будет?

– Гос-с-с… Подумаешь, тайны! Подожди, а что там у тебя написано? Покажи!

Эль-де-през показал, и с удовольствием. На обороте четким детским почерком написано было (фломастером): «Эль-де-презу – с благодарностью за все». И витиеватая неразборчивая подпись. И дата: июль прошлого года. Числа нет. Наверное потому, что снималось в один день, а надписывалось – в другой.

– А почему его зовут Аятолла?..

– Его зовут Хан Автандилович, – резко сказал Эль-де-през. – Или господин Хусаинов. А ты не повторяй глупостей.

Андрей молча смотрел на него: какой он огромный, черный, грозный и праведно встопорщенный. Потом