– Господин Фираго, у меня тоже абсолютный слух. Но я не музыкант. Более того, у меня абсолютный нюх, но я не служебная собака.

– Это совсем другое дело.

– Вы читали мое заключение?

– Конечно! Мы читали его как священное писание.

– Вы поняли, что там написано?

– Там написано…

– Там написано, что мальчик по природе своей, – по сути своей, понимаете? – по организации психики, по настрою души, по структуре подсознания – систематизатор. Он талантливый архивист, коллекционер, может быть, будущий Линней или Менделеев… А вы хотите сделать из него лабуха. Чтобы обслуживать второразрядные свадьбы. Или вообще пиликать с шапкой на полу – в переходах метрополитена.

– Но согласитесь, Стэн Аркадьевич, если приложить усилия… Если бы вы все-таки взялись…

– Усилия здесь не при чем. Я не могу сделать хорошего музыканта из хорошего архивариуса! Я вообще никого и ни из чего не делаю. Черт возьми, я же объяснил вам с самого начала! Я только говорю: вот дорога, по которой ему лучше всего идти…

– Если это потребует дополнительных занятий, мы готовы увеличить гонорар до необходимых…

– Вы ни черта не понимаете, Фираго. Вы меня не слушаете. Сколько вам лет, сорок?

– Сорок два.

– Сделайте себе еще одного ребенка. Может быть, получится музыкант. А сейчас – я занят. До свидания. Роберт, произведите расчет с господином Фираго.

И он умчался, яростно крутя головой, растягивая на ходу ненавистный парадный галстук. Роберт сейчас же поднялся, руки по швам, – демонстрируя таким вот образом необходимое почтение. Не то чтобы так у них было заведено, но на клиентов это должно было производить – и производило – соответствующее впечатление. Вот и сейчас господин Фираго тоже судорожно подскочил на месте, – круглый и розовый, как надутый шарик, – и даже сделал попытку поклониться в адрес стремительно удаляющегося мэтра. Господин Фираго был бизнесмен, а значит, уже наверное не полный осел, – но он, видимо, просто никак не мог уразуметь, что есть вещи, которые невозможно купить. «Если приложить усилия. Если постараться. Если очень хорошо постараться и приложить все необходимые усилия…»

– Вы думаете, мне его не переубедить? – озабоченно спросил он у Роберта. – Если, например, очень постараться?

– Я бы вам не советовал, – отозвался Роберт, тоже озабоченно. Со всей доступной ему озабоченностью. – Можно перегнуть палку. Давайте лучше пока ограничимся уже достигнутым. А там видно будет.

Это была безотказная проверенная идея. Главное – построить в воображении клиента перспективу, остальное начнет совершаться как бы само собою.

– То есть, вы думаете, через месяцок-другой?..

– Правильнее: через полгодика-год, – сказал Роберт, вынимая из принтера распечатку счета- договора.

– Ну что ж… – перспектива обрисовалась, процесс пошел. – Наверное, вы правы. Я готов положиться на вашу компетентность. Вы известите меня, когда это потребуется?

– Мы еще не раз с вами увидимся, – пообещал Роберт. – Мы теперь в прочном контакте. Наверняка понадобятся дополнительные консультации. И неоднократные. Так всегда бывает… Вот ваш счет. Как вам удобнее – чеком или наличными?

Господину Фираго оказалось удобнее наличными. И почему-то – дойче-марками. При том, что аванс он выплачивал, помнится, английскими фунтами. Видимо, он что-то как-то таким вот образом выгадывал. Он, видимо, был из тех, кто постоянно выгадывает четверть процента. Это был его модус операнди, плавно преобразовавшийся уже в модус вивенди. Наверное, это способствовало его процветанию. Наверное, он был богат. («Мерседес», мордастый шофер-охранник, бумажник, плотно набитый кредитными карточками и валютой.) Но при всем при том он был все-таки еще и дурак.

– Позвольте мне… – сказал он, протягивая Роберту радужную бумажку (кажется, двести марок). – В знак признательности… и с особой благодарностью…

Роберт мельком глянул на бумажку и, поджав губы для значительности, стал смотреть господину Фираго в лицо, – но не в глаза ему, а ниже, в румяные нервно шевелящиеся губы. Наступила минута острой неловкости, и длилась она секунд десять.

– Все! Понял! – господин Фираго поднял руки (в одной бумажник, в другой – бумажка). – Намек понят и усвоен! Все деньги – из одного окошечка, правильно, разумно. Был бестактен. Забудем, договорились?

Забудем? Роберт мысленно усмехнулся. Ну нет.

– Договорились, – сказал он. И почувствовав в тоне своем некое невольное пренебрежение, высокомерие даже какое-то барское, поспешно добавил: – Нет проблем. Дело житейское.

И тут в лице господина Фираго, в румяном этом глуповатом личике фарфорового поросенка, что-то неуловимо изменилось, и сам он изменился весь, – как бы выпрямился и сделался даже выше ростом. Роберт, удивившись и насторожившись, приготовился уже выслушать горделивую тираду (в защиту незапятнанной чести и достоинства), но господин Фираго, напротив, понизил почему-то голос и спросил вдруг:

– А мы с вами как, не мешаем маэстро? Не слишком здесь галдим?

Словечко «галдим» в устах его прозвучало совершенно неожиданно и неуместно, да и сам вопрос показался Роберту как бы из другой пьесы, словно Сальери-Смоктуновский заговорил вдруг в манере Юрия Никулина.