«Попытка к бегству» и посвящается Аркадию Стругацкому:

На стене висит картина. Там — девчонка и детина. Это предки моего отца. Но они пока что — дети, и отца-то нет на свете, и у сказки не видать конца. Я хочу попасть в картину, деревенскому кретину улыбнусь и рублик подарю. Вечер там и нет народа. Но, как и у нас погода: хрусткий снег, присущий январю. Я хочу попасть в картину, позабыть свою рутину, от неразрешимого умчать. Я, должно быть, просто трушу и замученную душу обреку по новой всё начать. Только невозможно бегство. На меня чужое детство пялит глазки, словно из стекла. И приходит отрезвленье и соединяет звенья радостей, обид, добра и зла. Надо мной висит картина… Там ли, тут ли — всё едино! Если так, судьба мне всё же тут. По картине день стекает. Ночь идёт, потом светает. И потоки света всё сметут.

Рассказывает Елена Ванслова

«Это был гренадёр, красавец, хоть с усами, хоть без усов, выправка и чарующие рассказы о чём угодно. Женщины действительно сами на него вешались. И он всегда знал, за кем приударить. Я, например, не его женщина — пресновата, он это безошибочно определял, и мы просто дружили. А вообще, у нас же нравы были тогда совсем другие: понравилась, значит, сразу в постель — мы так не считали. Аркадий — считал, и Лена так считала — они нашли друг друга в этом плане. Ноя убеждена, что вот такие вещи делают человека более несчастным. Гиперсексуальность может быть от рождения, но как образ жизни — это от плохого воспитания. Мужского, отцовского воспитания не хватало ему. И разницы между культурой и образованием он тогда в молодости совсем не видел. У них с Леной тормозов не было, страсть была мощная, красивая, необыкновенная. Но десятилетиями такое длиться не может. Он мне не плакался в жилетку, но я чувствовала уже, что в семье не всё в порядке, и принимала скорее сторону Аркадия. С другими женщинами я его не встречала. Но слышала об этом, конечно».

Вспоминает Людмила Абрамова

«Он умел вести себя с женщинами. Он был красавец, но он был исключительно воспитан, во всяком случае, на фоне среднего советского человека. Это не без влияния ВИИЯКА. Они даже были похожи чем-то с Мишей Анчаровым, при всей ревности друг к другу, похожи в чем-то лучшем, их соперничество было, полагаю, на женской почве — не конкретную женщину не поделили, конкретная, думаю, разорвала бы себя, чтобы успеть и туда и сюда. Просто они оба имели одинаково сокрушительный успех, а потому друг друга и ревновали. Он был добрый Дон Жуан. Дон Жуан вообще добрый по определению. Но он был очень добрый. Он хотел любить всех. Я знаю многое о нём, но далеко не всё считаю нужным рассказывать».

И на закуску — мнение мужчины.

Рассуждает Виктор Санович:

«Пусть меня лучше застрелят, чем я буду писать мемуары о нём. Это нельзя. Потому что одно дело, когда люди впускают к себе и это знает вся Москва, и совсем другое — писать об Аркадии Стругацком. Он был очень целомудренный мужчина, очень стыдливый. Понимаете, это как персонажи Бориса Балтера, которых он описывал в романе „До свидания, мальчики“. Стругацкий ведь был мужчина со всеми онёрами, и чтобы женщина играла в его жизни какую-то абсолютную роль — так не было, ни с кем, но рыцарственность и чувство чести — вот это было. Несмотря на все мужские игры. Целомудрие было непреложное, свойственное целому поколению — вот это надо понимать».

А вот что говорил на эту тему БН, давая большое интервью «Плейбою» для ноябрьского номера 1995 года. Журнал только-только начал издаваться тогда на русском языке.

«В восприятии литературы мы — аскеты, даже в каком-то смысле пуритане. Хотя в жизни никогда пуританами не были, особенно Аркадий — красавец, жизнелюб, жуир и большой ценитель женщин. И, тем не менее, когда мы играли в карты, пили водяру или травили анекдоты, у нас не было принято обсуждать вопросы секса. Можно было рассказывать сколь угодно неприличные анекдоты, но никогда не. обсуждались подробности чьих-то любовных похождений. Просто никому не приходило в голову говорить о столь интимных вещах. Как, скажем, вряд ли кому-нибудь в здравом уме захочется рассуждать об особенностях своих естественных выделений. И этот внутренний запрет играл большую роль, когда мы работали. Если кому-нибудь из нас приходило в голову вставить сексуальную сцену, то второй морщился, говорил: да ну её на фиг, обойдёмся и без неё. У нас есть пара сексуальных сцен, но они носят, так сказать, формальный характер.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату