заблудились в лесу. Ходили туда да сюда, пока не пришли к дому дано.

Увидел дано пятерых братьев байга и очень обрадовался — ведь у него было шесть дочерей и один сын. Встретил он их приветливо, говорит:

— Зятья мои! А я только хотел идти вас искать.

Устроил он им настоящий пир и поделил дочерей между ними. В первый день он работы им не давал. А с другого дня начал думать, как бы заставить их на него работать — ламсе-нами сделать.

Вот раз поутру он говорит:

— Идите в поле, вспашите его.

Они говорят:

— Волов у нас нет.

— Ничего,— говорит им дано.— Идите в поле и крикните: «Бачхи-хи-о-хи-о!» — волы и придут.

Пятеро братьев вышли в поле, крикнули, как велел им дано, и выскочили из лесу на поле десять тигров. Увидели братья тигров и перепугались.

А пять сестер пошли по воду и, как шли мимо поля, говорят одна другой:

— Давайте подкрадемся тихонько и посмотрим, что они делают.

Видят, все пятеро братьев в угол забились и шевельнуться не смеют — тигров боятся. Подошли они к ним и говорят:

— Не пугайтесь, поймайте тигров и запрягите их в сохи. Они вас не тронут.

Братья поймали тигров и запрягли их в сохи.

Кончили пахать, что на тот день было положено, тигров в лес отпустили и пошли домой ужинать. Так пятеро братьев байга стали день за днем ходить в поле и на тиграх пахать.

Ну а младшая, шестая дочка дано спала одна. У нее был всего один глаз, и всем видом она была в дано, хоть сестры ее были красавицы. Раз говорит она матери:

— Матушка, мне надо съесть у зятьев срамные части.

— Тише, дочка,— говорит мать.— Они могут услышать. Дай им заснуть, тогда и ешь что захочешь.

Да только, как пошла она туда, где они спали, младший брат — а его звали Мангуст — ей сказал: «Мангуст тебя видит»,— и она убежала в испуге.

На другой день дочка опять говорит матери:

— Матушка, я хочу съесть у зятьев срамные части.

— Подожди денек-другой, дочка,— говорит мать.— Тогда я сама их отрежу и тебе принесу.

А Мангуст слышал, что они говорили, и рассказал братьям.

— Нынче ночью,— говорит он,— нацепим браслеты и оденемся в женское платье. Сами ляжем спать на полу, а жен пустим на наши кровати.

Ведь у байга женщины никогда не спят на кроватях. Если есть кровать в доме, на нее муж ложится, а жена спит на полу рядом.

Вот ночью они и сделали, как сказал младший брат. Среди ночи пришел дано с ножом и зарезал своих дочерей — он-то думал, что это парни. Братья дождались, пока он ушел, и убежали. А младшая дочка, та, что с одним глазом, говорит матери:

— Матушка, я хочу съесть их срамные части. Матушка, я хочу съесть их срамные части.

— Подожди малость, дочка,— говорит мать.— Утром ты съешь все, что захочешь.

Братья убежали и забрались на баньян. Утром дано увидал, что он зарезал своих дочерей, и загоревал. Но своей волшебной силой он их оживил, а жена его с одноглазой дочкой пошли разыскивать парней. Долго они их искали, пока наконец одноглазая дочка их не углядела на дереве. Только братья успели набить в ствол острых гвоздей. Стали мать с дочкой на дерево лезть, а братья их вниз толкнули, и они напоролись на гвозди. Так их гвоздями порвало, что они умерли. Потом братья слезли, отыскали дано и изрубили его на куски. Они вошли в дом и видят девушки живы. Тогда они их забрали к себе в деревню и прожили с ними счастливо всю свою жизнь.

В старые времена, говорят, жили когда-то семеро братьев с сестрою. Сестра была самая младшая, и была она у них одна-единственная. Замуж выдать ее еще не успели, и ходила она в девушках. Старшие братья все были женатые, один младший был холостой. Все искали ему невесту, да нигде подходящей найти не могли: какую девушку ни подыщут, никак дело не сладится.

Искали ему жену года два или три, а все то же — нет нигде подходящей. Тут этот парень и говорит:

— Слушайте, матушка с батюшкой и вы, братья. Вот что я вам скажу. Раз не найти мне жены, и стараться не надо. Завтра принесу я из леса цветок и посажу его около дома, где стойка стоит — горшки с водой ставить. И смотрите, пусть никто из домашних его не сорвет и в волосы себе не вставит — ту, кто это сделает, я в жену возьму. Вот зачем я его посажу. Потому и вам говорю, чтоб никто из нашего дома не вздумал его себе в волосы вставить. И тебе, матушка, я скажу: смотри за цветком, пусть никто из наших домашних его не сорвет. А девушкам из деревни, если какая захочет сорвать, говори прямо: «Не рви этот цветок и в волосы не втыкай, а если сорвешь, знай — быть тебе женой нашего младшего сына». Толком им говори, ничего не забудь, а за цветком смотри хорошенько.

— Ладно,— отвечают все,— это хорошо. Сажай. Все ведь в доме слыхали, что ты сказал. И вроде всё поняли, верно?

— Так оно и есть,— сказал тогда парень.— А то не натворили бы вы чего, не знаючи-то. А другие сорвать захотят — скажите, и пусть рвут.

На другой день, говорят, принес он цветок, кто его знает какой, и посадил перед домом, где воду ставят, а всё, что накануне он говорил, разошлось по деревне, и все уже это знали. Посадил он цветок, вся деревня пришла посмотреть. И, правду сказать, каждый день парень за ним приглядывал. Прошло сколько- то дней, и цветок расцвел — на вид он вышел хорош, и запах от него шел хороший. Ради такой его красоты девушки что ни день прибегали на него посмотреть.

Вот раз, говорят, вышло такое дело. Младшая их сестрица из горшка воду брала, а цветок ей тот так приглянулся, что взяла она вдруг и схватила цветок — не могла с собой совладать. Мать это увидела, говорит:

— Смотри, доченька. Зачем ты цветок его трогаешь? Не знаешь ты, что ли?

— Подожди, матушка, не мешай,— отвечает ей дочь.— Я его к себе примерить хочу. Знать бы, как он мне пойдет.

— Что ты, дочка! — говорит мать.— Не вздумай цветок на себя надевать.

— Нет, матушка,— отвечает она.-— Я его с корнем выну и к себе приложу, а потом посажу, как и было. Если сорвать, он увидит, а если вытащить с корнем, откуда ему знать, что что-то было?

— Ладно,— говорит мать.— Раз ты меня слушать не хочешь, что мне с тобой делать?

И вправду не послушалась дочка матери. Вытащила она весь цветок с корнем и приложила его к волосам, а потом назад посадила, как было.

Попозже в тот самый день пришел ее брат — тот, что цветок посадил,— и прямо к цветку — такой уж он обычай завел. Сестра в хлеву спряталась и оттуда глядит, а мать сидит у дверей на веранде. Парень и спрашивает:

— Слушай, матушка. Кто на себя цветок надевал?

— Что ты, сынок,— отвечает мать.— Никто его не надевал.

— Нет, матушка,— говорит сын.— Кто-то мой цветок надевал, я по запаху чую. Ты уж лучше скажи, кто его брал. Сдается мне, знаю я, чей это дух.

Тут и отец говорит:

— Скажи ему, кто цветок на себя надевал.

— Кто его знает. Я не видала,— мать отвечает.

— Ну так сама погляди, если не веришь,— говорит сын.— Вон к нему волос пристал. И сдается по