Его заточили в крепость, потому что он проделал отверстие в плотине, – он хотел, чтобы сохранились благоприятные для нереста рыбы старые донные почвы, которые река каждый год намывала на топкой отмели. Изобилие рыбы, рыба, которую можно ловить руками или бреднем, рыба, которую плотина, перегородившая как раз это топкое место, чтобы защитить землю от воды, вынудила перебраться в самую стремнину реки. Десять лет заточения в крепости – таков был приговор, но рыбак его не понимал. Он не отрицал, что проделал отверстие в плотине, – но ведь и рыба, и он, а вместе с ним и его плоскодонная лодка появились здесь гораздо раньше, и построенная плотина была несправедливостью по отношению к нему и к реке, которой эта плотина навязывала новое русло.

Он умер в крепости. Он был старшим сыном. Его положили в землю под старым дубом, в том месте, которое они выбрали себе под кладбище.

– Мы свергли Угуччионе вовсе не для того, чтобы герцогом стал Каструччио. Он хочет сделаться капитано дель пополо. Но он никогда не чтил устав граждан города, а став герцогом Лукки, и вовсе отменит его. Лукка больше не будет республикой. Хорошенький же намечается День святого Мартина.

Джанни Фонтана, внук Джованни, сидел в старом тесном помещении конторы вместе со своим младшим братом Паоло, который только что вступил во владение своей долей в наследстве, и со своей женой Анной, дочерью банкира из Лукки. Это была гордая, красивая женщина, которая даже по будним дням ходила только в шелковых платьях, а свои черные, перевитые золотыми нитями волосы носила как корону.

– Лукка откупится от него, – был ее ответ.

Джанни встал. Он был очень высокого роста, поэтому в тесной конторе ему приходилось все время слегка нагибаться.

– Банкирам Лукки ничего не грозит, их деньги припрятаны далеко отсюда, где-нибудь в Европе, а в Лукке они не держат ничего такого, на что герцог мог бы наложить лапу. А наши мастерские находятся здесь, и поэтому нас легко поработить.

Анна указала на Книгу Узоров, которая лежала перед ними как главный аргумент, обладающий неоспоримой силой:

– В Книге написано: кто удалится от тутовых деревьев, тот потеряет свободу.

– В Книге написано также: тот, кто вовремя не размотает кокон, потеряет жизнь, – ответил Джанни.

А Паоло сказал, что в Книге много чего написано и нет только одного: там не сказано, куда теперь податься.

Джанни достал какое-то письмо и показал его остальным:

– Венеция предлагает ткачам-шелкопрядильщикам из Лукки собственный квартал на Понте-ди- Риальто. Флоренция предлагает нам немедленное вступление в цеховое сообщество.

Молчание длилось долго. Потом Анна сказала:

– Флоренция совсем недалеко от Лукки. Там тоже растут тутовые деревья. К тому же Флоренция – свободная республика.

Вот так семейство Фонтана покинуло Лукку накануне Дня святого Мартина в 1327 году. В тот самый день, когда ткачи-шелкопрядильщики обыкновенно устраивали праздник и из года в год соревновались в том, кто выткет самый красивый шелковый полог для Сан Мартино. В тот день, когда Каструччио Кастракани вступал в свою должность и становился герцогом Лукки. Они воспользовались суматохой в канун праздника, чтобы вместе с другими ткачами выехать за городские ворота, которые предусмотрительно отворили для них друзья. Их дети с фонариками в руках шли впереди, придавая всему обозу облик вечерней праздничной процессии в честь нового герцога. Но за городскими воротами огни погасили, и дальше все двигались уже в полном молчании.

Семья Фонтана оставила в Лукке свою мастерскую, станки, склад готовых тканей и прочее добро. Все, что у них было теперь, – это Книга Узоров, несколько образчиков дорогих тканей да умение ткать шелк.

Плоскодонный челнок плыл по реке, которая с тихим журчанием струилась по илистому дну, скрытая ночной тенью деревьев, ветви и корни которых свешивались в воду. Челнок крутило в водоворотах, он то цеплялся за что-то, то его снова несло дальше. Течение реки влекло его мимо топких берегов, мимо песчаных отмелей, его то выносило на стремнину, то тащило обратно: встречные потоки то заставляли челнок стоять на месте, то внезапно отпускали его на волю воли. И так, почти незаметно проходя сложный узор своего непредсказуемого пути, челнок продвигался в ночи, под ясными холодными звездами, которые вспыхивали в воде. Да и сама река текла, подчиняясь звездам, она становилась все шире, течение – все стремительнее, в нее неслышно втекали притоки и каналы, воды дальних гор, она влекла челнок все быстрее и быстрее, а берега отдалялись под неизменным звездным небом.

Какая-то рыбачья лодка поймала челнок у самого устья; юноша, который лежал в челноке, был мертв. Это был сын того сына И его тоже похоронили в земле под старым дубом, где уже нашли свой покой многие.

Каждый год в день их бегства Анна напоминала всей семье о той самой «беседе в Лукке» и о том, как они начинали всё сызнова в сырых подвальных хранилищах шелка во Флоренции, под мрачными сводами, куда доступ сухому воздуху был закрыт, чтобы шелк, когда его будут ткать, сохранял свой вес.

Собственно говоря, во Флоренции не было недостатка в торговцах шелком, которые поставляли ткацкие станки и шелковую пряжу, но и станки, и пряжа оставались собственностью торговцев. Все узоры оговаривались заранее, ткани принимали у ткачей по твердой цене и в жестко установленные сроки. Ткачи, работавшие по заказу для крупных торговых домов, именовали себя малыми мастерами. Они полностью подчинялись своему заказчику и, если не хотели лишиться ткацкого станка, обязаны были держаться установленных узоров и определенных цен. И семейству Фонтана приходилось поначалу ткать пользующиеся спросом флорентийские узоры, сцены из Библии, ангелочков, Мадонну в венчике, инициалы Христа. Раппорты на широком флорентийском станке приходилось без конца повторять, потом ткань разрезали на полосы, и в таком виде они служили украшением для церковной парчи, их нашивали на торжественное одеяние священников. Но Фонтана не занимались теперь изготовлением платья. Здесь существовало разделение труда, работа делилась на мельчайшие этапы, и каждый выполнял только свою маленькую часть, результат же – прекрасное одеяние – мог увидеть лишь торговец.

Анна, которая, благодаря своему отцу, понимала кое-что в финансах и все больше брала дело в свои руки, управлялась с ним столь ловко, что вскоре у них в маленькой мастерской уже стоял собственный станок. Ниточники, которые все, как один, были родом из Лукки, ибо только они умели работать на луккском филатории – большой, изобретенной в Лукке шелковой мельнице, – регулярно поставляли ей пряжу. Поэтому ночами можно было изготовлять ткани, которые Фонтана придумывали сами. Вскоре возник небольшой кружок постоянных покупателей из числа состоятельных граждан, которых интересовали такого