включили габаритные огни… Как-то Дону выписали штраф за то, что на его фургоне не было резиновых брызговиков, Представляешь? Кто вообще знает об этом правиле?
— Авалон — лучший город, — улыбнулась Джейн. — Приятно знать, что в нем живут такие бдительные люди. Оливия говорила, после пожара начальник полиции был необычайно добр к тебе. Приятно это слышать.
Ха-ха. А что еще говорила Оливия? Доносчица. Возможно, в этом заключается негативная сторона наличия сестры.
— Мы с Рурком уже давно друг друга знаем, — сказала Дженни. — Он был лучшим другом Джоуи.
— Понятно. А почему он переехал в Авалон?
Вопрос стал неожиданностью.
— Рурк изучал полицейское правоприменение в колледже, а потом просто… переехал.
Джейн приподняла тонкую бровь.
— А вы с Рурком… близки?
С ним никто не близок.
— Как я уже говорила, мы давно знакомы, но… все сложно.
— Что ж, я не стану любопытствовать, хотя хотела бы, — улыбнулась Джейн.
Дженни рассмеялась. Эта женщина нравилась ей все больше и больше.
— Я не против любопытства, — ответила Дженни, — но тут нечего рассказывать. Рурк Макнайт и я… Мы уже давно выяснили, что нам лучше не приближаться друг к другу. Так лучше.
Джейн аккуратно промокнула губы льняной салфеткой.
— Я солгала, — сказала она. — Я
Дженни кивнула.
— Он бы хотел, чтобы ты продолжала идти вперед. Чтобы ты снова влюбилась.
Дженни уставилась на свои колени.
— Мы говорили об этом… о том, что Джоуи может не вернуться… каждый раз, когда его призывали на службу. Все солдаты это делают. Им приходится. Я ненавидела эти наши разговоры. И… да. Джоуи всегда говорил, что, если его не станет, я должна полюбить снова.
— А ты не полюбила.
Дженни посмотрела на Джейн. Она хотела разозлиться, обвинить бабушку в том, что та вмешивается не в свое дело, но в глазах Джейн отражалась только мудрость и сопереживание.
— Не полюбила, — признала Дженни. — Я была занята пекарней и заботой о бабушке.
— Хелен повезло с тобой, — сказала Джейн. К счастью, она почувствовала, с каким отчаянием Дженни хочет сменить тему разговора.
— Это мне с ней повезло.
Джейн кивнула.
— Я была на открытии пекарни «Скай-Ривер» в 1952-м.
— Ты шутишь. — Дженни попыталась представить Джейн молодой женщиной, которая живет в Авалоне.
— Вовсе нет. И должна сказать тебе, что у меня сложилось хорошее впечатление, как только я ступила на порог. Это семейная пекарня, о которой можно только мечтать. — Джейн взглянула на двухъярусный столик с птифур и трюфелями со сливками, но ничего не взяла. — Я съела колач с вареньем. А через неделю мои родители заключили контракт с твоими бабушкой и дедушкой на поставку продукции в лагерь «Киога» летом.
Воспоминания наполнили Дженни теплом и грустью одновременно. Она почувствовала себя такой далекой от того мира. Дженни представила Хелен и Джейн вместе, моложе, чем она сама была сейчас. Как странно, что они встретились, что Хелен пекла пирог на свадьбу Джейн, а когда родилась Дженни, они одновременно стали бабушками, даже не подозревая об этом.
— Ты знала мою мать? — спросила Дженни.
— Маришку? О боже, конечно же. — Джейн положила руки на колени.
— Я не хотела ставить тебя в неловкое положение…
— Не в этом дело. Я бы очень хотела узнать ее получше. Понимаю, ты не видела ее с раннего детства.
Даже сейчас Дженни все еще могла ощущать слабый аромат духов Jean Nate и слышала голос своей матери:
— Хелен и Лео так ею гордились, — продолжала Джейн. — Маришка была красивой девушкой — ты очень на нее похожа, — умной и трудолюбивой. А еще меня удивляло, что она любила рыбачить со своим отцом. Круглый год они приезжали на озеро Уиллоу.
— Почему тебя это удивляло?
— Просто Маришка была не того типа. Красивая и очень женственная, она совершенно точно хотела повидать мир. Я думаю, она выделялась на фоне всех остальных девушек, была ярче, интереснее. Красивая, веселая, смелая. Неудивительно, что Филипп в нее влюбился. И как они могли держать свои отношения в секрете целое лето?
То лето, когда они зачали Дженни.
— А все это время, — тихо произнесла Джейн, — о ней было что-нибудь слышно? Хоть что-нибудь?
Дженни тряхнула головой.
— Нет, как будто она покинула земной шар. — Дженни налила себе еще чаю. — Если решу заняться книгой, я напишу об этом.
— А ты этого хочешь?
— Да. — Дженни хотелось этого, даже если придется вернуться к неприятным воспоминаниям.
— Это очень храбро. В молодости я мечтала издавать свои стихи.
— Ты издала их?
Джейн улыбнулась и тряхнула головой.
— Эти стихи ни на что не годились. Твой отец всегда хотел писать, — добавила Джейн.
При словах «твой отец» Дженни вздрогнула. Она открывала целый новый мир родственников, будто бы обнаружила секретную дверь в доме, в котором жила всю жизнь, и только теперь узнала, куда она ведет.
— Но я так ничего и не написала. Здесь, в городе, я… не могу сосредоточиться, — закончила Дженни со всей откровенностью. — Филипп представил меня Мартину Гриру, литературному агенту, который сказал, что книга находится внутри меня. Хотя он мог сказать это из уважения к своему другу.
Джейн тряхнула головой.
— Я знаю Мартина. Он никогда не поступил бы так лицемерно. Мартин понимает, что каждая книга должна обладать своими достоинствами.
— Приятно слышать. — Дженни помолчала, но потом все же призналась: — На самом деле у меня проблемы с этим проектом.
— Какие именно проблемы? Может, я как-то могу помочь?
Дженни глубоко вздохнула.
— Жизнь в городе немного… не такая, какой я ее себе представляла. Я знала, что здесь будет шумно и суетно, но у меня не получается писать.
— Может, ты писательница, которой нужны покой и тишина.
Дженни вспомнила бесконечные, тихие часы в Авалоне. Работа так поглощала ее, что Дженни не замечала, как эти часы проходили. Она привыкла работать до поздней ночи, когда единственным звуком оставался поющий в ветвях ветер, а весной — кваканье лягушек. Здесь же даже ночью всегда было шумно. Однако сосредоточиться мешал не только шум.
— Я предлагаю решение, — сказала Джейн. — Это одна из причин, по которым я хотела тебя сегодня увидеть. Зимний домик в лагере «Киога» сейчас свободен. Можешь жить там сколько захочется.
