Кстати, плохая кобура – из крепкой, плохо гнущейся толстой кожи. Из такой быстро извлечь оружие довольно проблематично. И клапан явно тугой, крышку быстро не отстегнуть. В такой кобуре хорошо носить пистолет на параде. Красиво, элегантно и оружие не выскочит.
«Если он и профи, то умело это скрывает. А если действительно инженер, то неумело играет в опытного вояку…»
Поймав себя на этих мыслях, разозлился – ерунда какая в голову лезет – и сменил тему. Впереди Латигец, надо вперед и по сторонам смотреть.
Мы уже отмахали в обратную десять километров, доехали до полуразрушенной заправочной станции и теперь сворачивали на другую дорогу. Она вела к Стиханскому озеру, к его западной окраине – изрядно заболоченной местности, к которой примыкал небольшой лесок.
Дорога шла вдоль этого леска. В воздухе явно пахло гнилой водой и мокрым деревом. Над головами висели целые тучи комаров и мошкары. Чуть выше носились небольшие птички, искавшие добычу.
Мошкара немедленно атаковала нас, норовя урвать хоть крохотный кусочек человеческой плоти и крови. Инженер начал отмахиваться, поминая недобрым словом крылатую мелочь и того, кто проложил дорогу в столь неудобном месте.
Конечно, он метил в меня, косвенно обвиняя в неудачном выборе пути, но я молчал, не обращая внимания на подначку. Голова была забита совершенно иным.
Если каганат и впрямь начал операцию, появление разведгрупп и передовых отрядов здесь вполне вероятно. Дорога, лес, близость воды – достаточное количество причин для выбора именно этого пути прохода. К тому же здесь неконтролируемый гарнизонами участок.
«Самый паршивый участок, – думал я, обшаривая глазами кустарник и близлежащие деревья. – Объезда нет, оврагов нет, свернуть и спрятаться негде. Только через три километра будет отворот. Мы буквально на ладони. Пара очередей, и все…»
Я покосился на инженера. Тот сидел спокойно, перестав отмахиваться от мошкары. Смотрел больше вперед. Руки на коленях, правый локоть прижимает к животу кобуру. Взгляд чуть напряженный.
– Скоро приедем, – сказал я.
– А? Скоро? Это когда?
– Еще километров восемь.
Согласно первоначальному расписанию, каждый гарнизон должен держать под контролем территорию в радиусе пяти – семи километров от своей базы. То есть выставлять секреты, вести патрулирование, проверку местности. Причем делать это постоянно. Прямое следование приказу означало одно – постоянно в поселке должно находится всего шесть человек из двадцати – двадцати пяти. Остальные либо сидят в секрете, либо патрулируют район пешим образом.
В реальности же дело обстояло иначе. Секреты выставляли только в пределах двух-трех километров. Дальше опасно, в случае чего помощь может не подоспеть. Патрули тоже отправляли не дальше, чем на пять километров. И не парные, как предписывалось, а счетверенные.
Таким образом, в непрерывной (как предполагалось) линии обороны возникли дыры. В которые при желании может спокойно пролезть не то что небольшая группа, а целый батальон.
Командование о ситуации, конечно, знало, поэтому и старалось всеми силами заткнуть дыры. Только сил этих было маловато. В каждый поселок отряд не пошлешь, а организовывать сплошную линию обороны по всем правилам нечем. Патовая ситуация.
Все это я вспоминал, когда рулил к Латигецу. И от этих мыслей становилось все хуже на душе. Да еще тишина давила на нервы. Желая как-то снять напряжение, включил настроенный на единую для всех гарнизонов волну приемник. На ней обычно работали радиостанции отрядов, когда вели повседневные переговоры. Кроме того, существовала еще частота для связи с городом.
Сейчас приемник выдавал сплошной фоновый шум. Ровный, без треска и шороха. Словно разом отрубили все станции.
Я недоуменно вздернул брови, покрутил колесико настройки, ища запасную волну. Здесь тоже шум. Что за черт?!
Глянул на инженера. У того глаза стали круглыми от изумления. Этими глазами он посмотрел на меня и неуверенно произнес:
– Глушат, что ли?..
«Началось!» – внятно и громко сказал кто-то в моей голове. Я вздрогнул, хотя, по идее, должен был привыкнуть к таким фокусам. Тело, работавшее на инстинктах, сделало все само. Вытащило из упора карабин, сняло его с предохранителя, положило на колени. Нога чуть вдавила педаль тормоза, заставляя машину снизить скорость. Глаза в очередной раз обшарили местность. И обнаружили где-то в полутора километрах крыши нескольких домов. Латигец.
– Приехали! – констатировал инженер. Его правая рука ловко расстегнула клапан кобуры, пальцы заскребли по рукоятке пистолета, пытаясь подхватить рубчатый пластик.
Чувство тревоги передалось и ему.
Латигец трудно назвать поселком или деревней. Скорее это был хутор. Всего десять домов, совсем старых, почти полувековой постройки. Длинные огороды, теперь заросшие бурьяном, чахлый сад, крохотный, заросший тиной и ряской пруд и небольшой лужок. Рядом с поселком-хутором два кургана. Пологие, поросшие травой и мелким кустарником.
Здесь никто не жил. Дома заколочены, поля заросли сорняком, в саду который год весь урожай падает на землю. Присланный отряд вынужден был расконсервировать несколько домов, выгрести оттуда всю грязь и превратить их в некое подобие общежития.
Латигец наравне с Сальмасом был самым южным форпостом республики. Оба они прикрывали дальние подступы к строящейся магистрали и к Самаку.
…Нас встретили уже в самом хуторе. Едва взглянув на лица бойцов, на готовое к бою оружие в их руках, я понял – кранты! Здесь уже началось.
– …Минут сорок назад они ушли. И как провалились! Бой мы слышали, шибко стреляли за посадками. Я хотел послать подмогу, но Воронцов строго запретил снимать людей. Вот и гадаем, что да как… Честно говоря, растерялся. Связи нет, командир пропал, враг где-то поблизости. Черт его знает, что делать!..
Говоривший это человек – помощник командира отряда – развел руками и горестно вздохнул. Его лицо – длинное, вытянутое, как у лошади, скуластое – выражало обреченность и испуг.
– И что делать собираетесь?
– Драться… Если полезут, – добавил он после паузы. – А что нам остается?
Я с сомнением посмотрел на него, перевел взгляд на бойцов. Да, паршивая у них ситуация.
Командир отряда, некто Воронцов, возглавил маневренную группу и повел ее на помощь патрулю, столкнувшемуся с противником за посадками. Потом был бой, отзвуки которого слышали в Латигеце. Помощник Воронцова Игнатьев высылать еще одну группу не рискнул – командир категорически запретил это делать. Портативных радиостанций у них не было, выяснить, что происходит, невозможно. Вот Игнатьев вместе с бойцами и гадал – жив ли командир и его группа или все полегли?
По идее, надо было занимать оборону и ждать врага, но Игнатьев медлил. Честно говоря, он не знал, как и что делать. Помощник командира и сам командир – уроженцы этих мест. Из местных был составлен и весь отряд. До этого они пахали, работали на заводах. Участия в боях не принимали. А трехдневной подготовки перед отправлением явно недостаточно, чтобы научить людей военному делу.
Воронцов хоть прослужил на месяц дольше, знал азы. А тут не поймешь, с какого конца и за что браться. Конечно, духу хватит встретить врага, но как и где – вопрос!..
Я выслушал Игнатьева, обвел взглядом поселок и бойцов, что сейчас сидели возле крайних домов, тех, что стояли ближе всего к посадкам. Судя по всему, нападения противника ждали именно с того направления.
– Да-а, дела…
Подошел инженер, на ходу вытирая тряпкой руки. Встретил мой взгляд и сказал:
– Тут все в порядке. Линия одна, не тронута, даже аппарат цел. Обрыв где-то за Доручей.
– Проверь, работает ли связь. На всех каналах.
– Я только два знаю.
– И этого хватит.
