безопасности. Никто не пробьет блокировку. В общем, мы можем возвращаться к мирной жизни.
– Да, можем.
– Остается одни вопрос. Твой, Артур. Понимаешь?
– Да…
– Тебе надо определяться с Миленой. Либо ты забираешь ее с собой, либо…
– Что – либо?
– Это решать тебе. Брать ее с собой, или оставлять, или что-то еще… Но решать достаточно быстро. У тебя в запасе не так много времени. Держать сектор открытым дальше опасно.
– Знаю.
– А раз знаешь – думай.
Сергей сделал паузу и посмотрел на меня.
– Думай. Будет нужна наша помощь – скажи. Все, вплоть до похищения.
Он чуть дернул уголком губ, показывая улыбку, но я на этот счет не обманывался. При случае Серега и парни украдут дочь президента Америки, если будут знать, что она мне нужна. И никакого преувеличения. Новые возможности дают шанс проворачивать и не такие комбинации…
– Благодарю, буду думать…
– Есть еще один повод ускорить процесс принятия решения. Битрая тебе не сказал?
– О сбоях?
– Да.
– Сказал. И добавил, что причину сбоев не может определить. Снова что-то из запредельного…
– Это плохой симптом. Если уж Битрая не знает, то последствия могут быть непредсказуемыми.
– Знаю…
– В общем, решай.
И сдержанный, маловпечатлительный, невозмутимый обычно Серега положил мне руку на плечо, сжал пальцы. Скупая улыбка осветила его лицо.
Я незаметно вздохнул и встал следом за ним с дивана. Он прав, надо решать. Знать бы только, как и что? Хоть у монстра спрашивай…
Самое плохое настроение у нее обычно бывало по утрам. Потому что после ночи она усиленно пыталась вспомнить сон, но ничего хорошего из этого не выходило. Нет, часть сна она помнила вполне отчетливо, но вот другая часть так и была скрыта завесой.
Милена понимала, что скрытая часть как раз и есть главная, но поделать с памятью ничего не могла. Он этого злилась на себя и до самого завтрака ходила недовольная.
Последние дни к недовольству прибавилось раздражение от самого пансионата. Нельзя же вечно здесь сидеть! Врачи твердят, что она здорова, так почему не выписывают? Она взрослый человек и должна работать. Не сидеть же вечно у отца на шее. А память… Ну что ж, проживет как-нибудь и без заблокированного куска воспоминаний. Не настолько же он огромен. Главное она помнит, остальное либо всплывет в последующем, либо вообще не всплывет.
Морозов обещал выписать ее через неделю, когда подойдет срок окончания курса лечения. Главврач уверял, что у Милены пройдут все даже малейшие последствия ранения и контузии. Отец, который звонил ей через день, поддерживал врача, просил подождать. А еще пообещал помочь с работой.
Неделя – не такой уж большой срок. Милена настроилась ждать. Тем более скучать особенно некогда. Процедуры, прогулки, разговоры… С другими пациентами пансионата она общалась нечасто. Были две семейные пары и еще две женщины, приезжавшие сюда каждый год на два месяца.
А еще был Артур. Сотрудник пансионата. Хороший добрый парень. Правда, какой-то странный. Вроде веселый, забавный, а в глазах иногда мелькает какая-то грусть. И смотрит на нее временами печально.
Несколько раз Милена чувствовала, что он сдерживает себя, когда говорит с ней. Думала, что влюбился, но тот не проявлял своего отношения.
С ним было хорошо проводить время, даже интересно. Но каких-то особых чувств к парню Милена не испытывала.
Гораздо больше ее занимал тот, кого видела, и уже не один раз, во сне. Интуитивно чувствовала, что тот человек был очень близок ей. И что появился он в ее жизни не так давно.
Конечно, можно было спросить о нем отца или коллег по работе в Самаке. Но она не решалась. Да и говорить о нем никому не хотела. Вдруг этот человек – плод ее воображения? Тогда она будет выглядеть в глазах близких и знакомых нелепо.
И Милена молчала. Ждала следующей ночи, когда этот знакомый незнакомец вновь придет к ней. И опять она увидит только его тело, но не лицо.
Про себя она уже решила, что попробует навести справки о нем, но только тогда, когда уедет отсюда. Скорей бы…
Морозова я перехватил возле его кабинета. Тот явно спешил. Но все же уделил мне пару минут.
– Как ее состояние?
– Отличное. Никаких следов ранения. Никаких последствий. Курс лечения заканчивается. Я выписываю ее через день.
– А память?
– Память не восстановилась. Это более длительный процесс. Есть кое-какие подвижки, но ждать результата быстро не стоит. Кстати, молодой человек, где вы были всю неделю?
– Уезжал. Так вышло.
– Так вышло! Вы же вроде как сотрудник. Бросили работу! Хорошо, что проблем нет!
– Это радует. Кстати, можете искать нового специалиста. Я сегодня работаю последний день. Правда, пробуду у вас, пока Милена не уедет.
Врач внимательно посмотрел на меня, покивал и сочувствующим тоном произнес.
– Я понимаю… Жаль, что ваши намерения не осуществились. Милена вас не узнала. Кстати, я благодарен вам.
– За что?
– Вы сдержали слово. Не стали напоминать о себе. Не потревожили ее.
– Да. Не потревожил… Да и нет смысла…
– Что?
– Ничего… Благодарю, доктор. Я пойду.
Смысла нет, смысла нет… Работа подходит к концу. Связь неустойчивая. Тянуть с общей блокировкой сектора нельзя. Что делать мне? Ждать, пока Милена вспомнит? Но сколько? Процесс может затянуться на месяцы или годы. Увезти ее с собой? Глупость! Девчонке, только отошедшей от одного стресса, надо будет пережить другой. И гораздо более сильный. И как она будет смотреть на меня? Как на похитителя?! Бред! Но и бросить здесь…
Этого я себе тоже представить не мог. Однако иного выхода нет. Надо решать. Вернее – решаться. На размышление – шесть-семь дней. И лучше не затягивать.
С этими нерадостными мыслями, с мрачным настроением я и шел к коттеджу Милены. Даже не зная, что буду говорить. И надо ли вообще что-то говорить сейчас…
Я подошел к коттеджу со стороны сада. Прошел между деревьями, встал метрах в десяти перед ее окном. И… увидел Милену. Она сидела на стуле, положив руки на подоконник, и смотрела вдаль. Увидев меня, едва заметно улыбнулась.
– Привет.
– Здравствуй, Милена. Что грустишь? Сон плохой приснился или просто не знаешь, что делать?
– Угадал. Сон. Только не плохой. Я не могу его вспомнить.
– Сон?
Милена сняла руки с подоконника, вздохнула. Посмотрела на меня таким взглядом, словно думала, стоит ли мне говорить или нет. Потом, видимо, решила, что хуже не будет.
– Понимаешь… вижу фотографию. Цветную… на ней я. Почему-то в военной форме, с карабином на плече. Довольная, улыбаюсь… А рядом стоит парень. Я вижу его всего… кроме головы. Вижу джинсы,
