выступить в роли миротворца. Это ей удалось. На всех участках фронта наступило затишье. Люди ждали хорошей погоды…
…Тучи действительно были черными. С каким-то свинцовым отливом. Они медленно плыли над самой землей бесконечным потоком, не давая солнцу ни малейшего шанса. Утром было темно, как в сумерках. И настроение под стать погоде – соответствующее.
Милена перекатилась с дальнего края кровати, положила голову на мое плечо, посмотрела мне в глаза и легонько провела ноготками по груди.
– Ты чего такой хмурый?
– Я? Да нет, нормальный…
– Да? Не похоже. Брови насуплены, губы сжаты, глаза суровые… Похож на вон ту тучу за окном!
Я скосил взгляд на Милену, провел рукой по ее волосам. Через силу улыбнулся.
– Ты у меня поэтесса.
– Работа, милый. Я же в газете тружусь. Научилась кое-чему. Нет, правда! – Она подвинулась ближе, обхватила рукой корпус. – Вчерашний разговор настроение испортил?
– Да нет, поговорили нормально. И расстались вполне прилично.
– Очень прилично! – фыркнула она. – Отец от злости едва не лопнул. Дочь предпочла его какому-то…
Милена заглянула мне в глаза и, копируя голос родителя, закончила:
– Удачливому наемнику!
Я улыбнулся, вспомнив это выражение министра и его слегка обиженное выражение лица. Что делать, не все отцы свыкаются с мыслью, что их дочери находят себе других мужчин и уходят из-под опеки родителя!
– Он тебя обидел? – продолжала допытываться Милена.
– Чем? Что назвал наемником? Но я и правда наемник. Обижаться не на что. Тем более у меня такой заступник! Никакой министр не страшен.
Милена легонько улыбнулась, чуть сощурила глаза.
– Не волнуйся, мой дорогой наемник. Я защищу тебя от любых министров. Женщины умеют отстаивать свою любовь. Даже перед родителями…
Я посмотрел на свою подружку, потом притянул ее к себе и поцеловал.
– Заступница ты моя!.. Любимая…
…К дому Милены я подъехал почти в семь. Поставил машину под большим навесом, отряхнул брюки, на которые попало немного воды, и пошел к подъезду. Неподалеку от моего джипа стояли две машины. Одна – уже знакомая «АЗТ», вторая – огромный джип «лакимуз». Как и лимузин, бронированный, черного цвета, аж сверкающий под тусклыми лампами у подъезда.
«Папаша ее уже прикатил. Капает на мозги дочке. Вообще-то я тоже был бы рад, сиди Милена вдали от фронта. Но сам-то я здесь. Да и девчонка никуда не поедет. Так что вместо здравого подхода к делу будем защищать точку зрения юной воительницы. По крайней мере не будем мешать ей…»
Сквозь тонированные стекла машин сидящих там людей не разглядеть. Но я почти физически ощущал, как на мне скрестились взгляды тех, кто был в «АЗТ» и «лакимузе». Недобрые взгляды. Настороженные. Наверное, уже знают, кто я и какое отношение имею к семье Савриных.
Еще одного настороженного типа я встретил в подъезде. Он стоял неподалеку от входной двери, возле стенки, и сверлил взглядом каждого входящего. Увидев меня, чуть побледнел и заступил дорогу.
Мартин. Телохранитель министра. Напряженная фигура, сжатые челюсти, слегка прищуренные глаза, побелевшие костяшки пальцев. На подбородке небольшая шишка синеватого оттенка. След удара.
Я пошел прямо на него, сделав лицо каменным. Если человеку одного раза мало, повторим процедуру. Сейчас, находясь далеко не в лучшем расположении духа, я был готов отразить нападение самым жестким способом.
Видимо, что-то такое было в моих глазах, потому что Мартин дернул щекой и… отступил в сторону.
«Ну же! Куда ты, парень?! Сейчас была бы кстати небольшая стычка…»
Но Мартин явно не хотел конфликта. Может, получил указания от шефа?..
Второй телохранитель стоял у двери квартиры Милены. Видимо, Мартин по радиостанции предупредил напарника о моем появлении. Телохранитель одарил меня своей порцией настороженных взглядов и недовольных мин лица.
Когда я подошел к двери, телохранитель сам нажал звонок. Секунд через десять щелкнул замок. В дверном проеме возник министр.
– Василий Павлович, к вам пришли.
Министр смерил меня тяжелым взглядом и молча отошел в сторону, давая пройти. Судя по всему, разговор начался, и не очень удачно.
Милена стояла у окна, сложив руки на груди, и мрачно смотрела на улицу. Лицо розовое, губы поджаты. Ситуация ясна. Отец уговаривает, дочь упорствует. Черт, как же не вовремя эта ситуация!
– Вот и твой заступник! – зашел в комнату вслед за мной министр. – Теперь вас двое, мне одному не переспорить!
«Спокойствие, только спокойствие. Он ждет от меня эмоций и горячности. Разочаруем его. И удивим…»
Я подошел к Милене, обнял ее за плечи и легонько поцеловал в щеку. Девушка прижалась ко мне, одарила благодарным взглядом.
Министр при виде такой картины поморщился и сказал:
– Послушай, дорогая. Жить самостоятельной жизнью и работать на благо страны можно не только в Самаке. А тыл – понятие растяжимое и неопределенное. Ты слышала о бунте на шахтах? Там ведь тоже стреляли…
Я взглянул на министра. О бунте краем уха слышал, знаю, что спровоцировали его купленные рабочие. Цель одна – под видом борьбы за зарплату и щадящие условия труда сорвать поставки угля промышленности. Вроде как бунт подавили, но при этом было довольно много жертв.
– Что ты держишься за Самак? – продолжил министр. – Только из-за того, что я далеко? Или из-за…
Он проглотил последние слова, посмотрел на меня.
Милена словно очнулась, опустила руки, встала рядом со мной.
– Да, – ровно ответила она. – И из-за него тоже. Теперь в особенности. Ты прав, я хотела быть подальше от тебя. Только если раньше мне надо было доказать, что могу быть самостоятельной, то теперь доказывать ничего не надо. Все уже доказано. Теперь у меня просто своя жизнь. Работа, которая мне нравится, человек, которого… я люблю. И ценю как человека. И ты здесь ни при чем. Это раньше я злилась на тебя. А сейчас… может, и не простила, но уже не осуждаю. Так что не ищи причин там, где их нет.
И я, и министр одинаково удивленно посмотрели на девушку. Мы оба не ожидали такой рассудительности от совсем еще молодой девчонки. И обоим эта рассудительность понравилась. У отца – гордость за дочь, у меня – гордость за любимого человека.
Министр вздохнул, как-то обреченно глянул на меня.
– Ну давай, помогай! Защищай ее. Ты же рад, что она с тобой остается?
– А с чего вы взяли, что я буду ее настраивать против отца? И зачем отговаривать от переезда? Это ее решение, ее выбор. Да, я рад, что она со мной, очень рад. Но от любви голову не теряю, и здравый смысл мне подсказывает не мешать выбору Милены. Тот же здравый смысл говорит, что влезать в семейный спор нельзя.
Кажется, я смог удивить министра больше, чем его дочь. Он явно не ожидал от потенциального противника таких слов. И теперь молчал, не зная, как реагировать.
Зато Милена знала. Повернулась ко мне и поцеловала в щеку.
– Ты слышал, папа? И не проходимец он, не неприятный тип.
– Я знаю, кто он, – нехотя выдавил расстроенный министр. – Меня просветили. Только… Господин Артур, почему вы отказываетесь идти на службу республике? Ведь вы опытный воин.
– Опытный воин не должен рисковать своей головой, когда этого не хочет. И когда ему претит работа. Я
