– Спросишь назад, как вы условились.

– А мы никак не условились.

– Ну и дурак.

– И всё же я обещал ей, я должен достать недостающую сумму, – стиснул кулаки Артём.

– Я тебе не дам, так что на меня не рассчитывай, благородный сэр рыцарь. Что же касается денег, то у неё есть такие приятели, которым ничего не стоит такой суммой задницу подтереть и не заметить отсутствия этих денег. Вон сейчас возле неё увивается сын Брусова, это не мелкая сошка, а птица с широким размахом крыльев. Почему ты думаешь, что она у него не возьмёт нужную сумму?

– Почему?

– Ей не интересно одалживаться у него. Ей нужны люди помельче, чтобы они ощущали себя, как ты, героями, настоящими мужчинами, чтобы отрывали эти деньги от сердца. Ей нужно, чтобы всё было по- настоящему, а не между прочим… А теперь пошли в машину, я тебя подброшу.

– Спасибо, Сергей Владимирович, я останусь тут ещё ненадолго.

Лисицын пожал плечами:

– Оставайся хоть до утра, но помни, что у нас завтра большая чистка у главного.

Все считали Татьяну Расшуганову ласковым мышонком, существом нежным и ранимым. Редкий человек знал о невероятных душевных и физических силах, которые она растратила, взбираясь на вершину театральной славы, и которые продолжала тратить, чтобы выглядеть лёгкой, невесомой и беззаботной.

Она жила в окружении множества знакомых, всех, с кем общалась, старалась называть друзьями, спешила не упустить ничего и страшно переживала из-за малейших неприятностей. Однако чувства свои она прятала настолько умело, что никто даже не догадывался о её печалях. Это кажущееся благополучие породило множество завистниц, они распускали всевозможные ядовитые слухи о Татьяне, пытаясь досадить ей, но никому из них не удавалось злорадно потереть руки – Татьяна продолжала улыбаться и порхать. Лишь оставаясь наедине с собой, она падала на кровать лицом вниз и лежала неподвижно не менее часа. От огромной физической нагрузки у неё ныли голеностопы и спина. У неё кружилась голова. У неё щемило сердце.

Её отец ушёл из семьи лет пять тому назад, и мать быстро превратилась в существо невзрачное, можно даже сказать, отталкивающее. Татьяна перестала приглашать в дом подруг. Она стыдилась внешнего вида своей матери, её поведения, однако повсюду расхваливала её, представляя женщиной необыкновенно интересной:

– Она такая у меня забавная, такая шалунья, ведёт себя прямо как семнадцатилетняя! Не поверите, я за ней угнаться не могу, такая у меня мамулька прыткая. Везде успевает побывать, со всеми знакомится, от мужчин отбоя нет.

Татьяна рисовала её такой, какой хотела видеть и какой старалась быть сама. Но об этом не знал никто. Об этом не знал даже Сергей Лисицын, тесной дружбой с которым Таня очень дорожила. Ему единственному она доверяла то, чем не делилась ни с кем. Именно Сергею она рассказала о своём брате года два назад.

– Олег у меня очень талантливый, – начала она грустно.

– Как-то ты слишком заупокойно говоришь, – заметил он.

– Так получается, Серёж. Я не могу об этом говорить бодро, просто не могу. Ты же мне друг, не так ли? Я могу быть с тобой совершенно откровенной?

– Можешь, Тото, можешь. Только я никогда не поверю, что ты позволишь себе быть совершенно откровенной. Не той ты породы, девочка. У тебя болезнь, которая называется «привиралка».

– Тем не менее, Серёж, про Олега я тебе честно скажу. Мне нужно с кем-нибудь поделиться. Видишь ли, он был музыкантом, талантливым музыкантом. Его, конечно, не все понимали, музыка не всем приходилась по вкусу, но не в этом дело. Я не о музыке и не о таланте хочу тебе сказать. Он попал в дурацкую историю, в гадкую историю.

– С бандитами связался?

– С наркотиками. Но не просто связался… Тут всё сложнее, Серёж, гораздо сложнее… Он был влюблён в одну женщину. Она значительно старше его, но очень хороша собой.

– Лучше тебя, Тото? – недоверчиво покачал головой Лисицын.

– Лучше. И не просто лучше, а до головокружения, до спазма в горле хороша.

– Если уж ты такое признаёшь, то она должна быть очень выразительна, – сказал Сергей.

– Я спокойно отношусь к женской красоте, – продолжила Таня, – но когда я видела Ларису, у меня начинало сосать под ложечкой, я чувствовала, что мне хочется стать лесбиянкой и лечь с этой женщиной в постель.

– Сильно! Хотел бы я познакомиться с этой Ларисой.

– Не советую, – Таня нахмурилась. – Я никому не посоветую встретиться с ней и тем более стать её любовником. Мой брат просто сошёл с ума на этой почве.

– Почему?

– Однажды она вдруг заявила, что больше не желает иметь с ним дела. Налюбились, мол, и хватит. Я могу её понять, у неё был муж, плохая или неплохая, но семья. Возможно, она решила вернуться к мужу после Олега. Это меня совершенно не интересует. Но дело в том, что Олег потерял после этого покой. Сначала у него всё вылилось в музыку, первые два месяца он сочинял такие песни, от которых рыдать хотелось. Затем музыка кончилась, он весь потух, начал пить. То и дело он звонил Ларисе, просил о встрече, унижался. Она отказывала ему, даже сказала, что найдёт способ разделаться с ним, если он не отстанет.

– Пожалуй, она имела на это право. Думаю, что тебе тоже не понравилось бы, если бы тебя одолевал бывший любовник! – Сергей замолчал, ожидая продолжения.

– Я тоже так думала. Я пробовала объяснить это Олегу, но он не желал слушать. Затем он куда-то пропал, я не слышала о нём почти полгода. Когда же он появился, я едва узнала его. Весь чёрный, круги под глазами, худой, зубы грязные, руки в синяках.

– Наркотики?

– Да, наркотики. Я отправила его лечиться, но я же не могла следить за ним, как нянька. У меня постоянные гастроли, иногда по три или четыре месяца. Деньги у меня были, контракты хорошие, да и мужики вокруг меня все готовы раскошелиться, едва я попрошу их. Одним словом, я была уверена в том, что Олег встанет на ноги и всё образуется. Так оно и получилось. Но ненадолго, как выяснилось позже. Когда я вернулась из очередной поездки, мой брат опять был невменяем, только на этот раз всё зашло гораздо дальше.

– То есть?

– Он признался мне, что опять разговаривал с Ларисой, даже видел её один раз, опять умолял её вернуться и всё такое. В конце концов, он объявил ей, что убьёт себя, если она не встретится с ним. Разумеется, она не испугалась, какое ей до него дело? Тогда Олег сказал, что убьёт кого-нибудь, чтоб заставить её прислушаться к нему.

– Надеюсь, он шутил.

– Если бы шутил, Серёж, я бы не была так подавлена. В том-то и дело, что он не шутил. Как-то он пришёл ко мне, глаза навыкате, губы трясутся, весь грязный. И всё бормотал, что убил кого-то. Мне просто дурно сделалось. Это ведь мой брат! Но выведать у него я не смогла ничего.

– Круто завернулось.

– Ужасно. Но разве он виноват? Разве он отвечает за свои поступки, когда уколется? – Таня взяла Лисицына за руку.

– Кто же виноват, если не он?

– Серёжа, я не знаю, что мне делать.

– Давно эта история стряслась?

– На днях.

– Где сейчас твой брат? – спросил Лисицын.

– Не знаю. Опять ушёл. Я понятия не имею, где его искать и что делать. Он позвонил мне вчера по телефону, язык еле ворочается, голос дурной. Позвонил и сказал, приняв меня почему-то за Ларису: «Я буду