признать, что маоисты в этом плане кое-чего достигли.

Часть молодых действительно превращена в моральных уродов. Но «живые роботы» («новые люди», как их хвастливо именует официальная пропаганда) — это далеко не вся китайская молодежь, даже не большая ее часть. И маоистской «печатной схемой» не заглушена живая мысль, не задавлены живые чувства. Присмотревшись, под покровом «послушания», навязанного палочной дисциплиной, можно увидеть и горе, и гнев, и злую насмешку над маоистскими догмами, и активные действия, направленные против маоистской военно-бюрократической диктатуры.

Многие, прежде всего образованные молодые люди КНР, стали социальными париями. Те из них, кому удается бежать из деревни в родной город, живут у родителей или друзей тайком, не имея разрешения на жительство, трудовых документов, продовольственных карточек. Близкие, сами существующие где-то на грани недоедания, не могут уделить им многого. А голод не тетка. И многие молодые в нынешнем Китае становятся на путь уголовных преступлений.

В первые годы после образования КНР с преступностью в стране было почти покончено. Маоцзэдуновская «культурная революция», возникший в КНР «всеобщий хаос» дали мощный импульс к возрождению различных социальных болезней.

Нынче рост преступности, в первую очередь среди молодежи, снова встал на повестку дня. О нем все чаще в эзоповской, а то и в прямой форме упоминает китайская печать.

Но далеко не только растущая молодежная преступность ставит нелегкие задачи перед китайскими властями. Они сталкиваются, это дает понять пропаганда, с политической и производственной пассивностью молодых крестьян. И это явление имеет свои причины. Сельская молодежь видит, как тяжко трудится старшее поколение, как медленно, почти неощутимо меняется жизнь в деревне. Все это никак не увеличивает трудовой и политический энтузиазм деревенской молодежи. И понятно, что ею овладевают сомнения, разочарования, апатия.

Другая проблема: рабочая молодежь все чаще обнаруживает ироническое отношение к официальным установкам. Она выражает его в форме нарочито глуповатых, но от этого не менее язвительных вопросов. Еще несколько лет назад кадровым работникам ряда крупных предприятий КНР были розданы письменные инструкции для ответа на подобные вопросы. Едва ли эти инструкции помогли изменить настроения рабочей молодежи. Ведь сами вопросы диктовала действительность. А ее бумажкой не занавесишь. Тем более что китайская пропаганда в последнее время призывает активно бороться со слухами и анекдотами. Их массовое распространение (очевидно, об этом и идет речь, иначе зачем бить тревогу на уровне средств массовой информации?) являет собой нечто новое в политической жизни КНР.

Да и в зарубежную печать все чаще стали проникать сведения о растущем недовольстве китайского трудового народа политикой маоистов. Так, лондонский еженедельник «Экономист» сообщал в 1974 году о забастовках железнодорожников, охвативших многие провинции Китая. Западные корреспонденты в Китае писали о серьезной угрозе стачек на ряде крупных предприятий КНР. А в 1975 году в китайских городах Ухань и Ханчжоу произошли серьезные волнения рабочих, в ряде провинций вспыхивало массовое недовольство крестьян. Вполне естественно предполагать, что все эти события не обходятся без участия молодежи.

Забастовки... Стачки... Это уже не тлеющее в душе недовольство. Это уже серьезный разговор

Судя по многим признакам, «брожение умов» в КНР находит благоприятную почву в настроениях народа. Маоистские «кумиры» погружаются во все более глубокие сумерки, маоистские догматы подвергаются сомнению. Число недовольных растет. О высланной в деревни образованной городской молодежи и говорить не приходится. Ведь для них высылка не только разлука с родными и друзьями. Это крушение всех ее планов, надежд на получение специальности по душе, на решение личных проблем и т. д.

Многие представители нынешней китайской молодежи, пройдя все круги маоистского ада, потеряв всякую надежду, принимают самое отчаянное, самое тяжелое для них решение: бежать из КНР.

Рискуя нарваться на пулю китайских пограничников, они, обвязанные самодельными поясами из пинг-понговых мячиков, входят в воду Жемчужной реки. Река ведет в океан. Путь далек. Одним не везет. Другие (по подсчетам — это каждый четвертый) все-таки доплывают до цели. Десятки тысяч ежегодно выбираются обессиленные на берег Гонконга. Число беглецов с каждым годом растет.

«Мы считали, что станем хозяевами страны», — жаловался 23-летний беженец Гэнь Лин из Пекина.

Беженец Линь, 23 лет, из провинции Чжэцзян: «Чем дольше горит огонь, тем ярче разгорается пламя. Приближается момент, когда бомба замедленного действия взорвется...»

...Великий народ в беде... На его живом теле маоистские авантюристы проводят жестокие и заведомо обреченные на провал социальные эксперименты.

Когда задумываешься о Китае наших дней, на память приходят строки замечательного китайского поэта XX века Ай Цина. Чуть не сорок лет назад написаны они. Но звучат, к сожалению, очень злободневно.

Но как бы ни была сурова зима, ей на смену неизбежно приходит весна.

«Папа, те, кто родился в Японии, все японцы?» — спросил меня маленький сын, в Токио начиналось его первое знакомство с окружающим миром. Детскому сознанию такой, казалось бы, нелепый вопрос был подсказан следующим эпизодом...

В косых полосах то ли снега с дождем, то ли дождя со снегом, столь характерного для ранней весны в Японии, к серому массивному зданию клиники подкатывали машины, тянулись пешеходы. После уличного ненастья люди попадали в море электрического света. Тепло и сухо. Длинные коридоры с навощенным линолеумом, медицинские работники в накрахмаленных халатах, чепцах, белых гольфах и туфлях. Рядом с раздевалкой в линию вытянулись кафе, киоски с цветами, детскими игрушками, книгами, журналами, парфюмерией. Обычная больничная обстановка: одни рожают и рождаются, другие болеют, умирают. Здесь начало, здесь и конец.

Я с детьми пришел в клинику по причине начала. Ночью под аккомпанемент ливня и ураганного ветра на свет появился еще один землянин. Утром по тамошним порядкам уже можно было посетить в палате роженицу, посмотреть на ребенка. Закончив ритуал поздравлений, мы последовали за счастливым отцом, чтобы взглянуть на его чадо. По обе стороны длиннющего коридора — застекленные от пола до потолка перегородки. За ними — кроватки новорожденных. Ряды черненьких головок и только, как островок, одна рыженькая. Наш парень резко выделялся на фоне остальных: голубые глаза, да и размером он чуть ли не