Ниже приводятся выдержки из статьи, написанной Афроном и напечатанной в газете «Hep» в августе — октябре 1959 года, статья фактически обвиняет весь Израиль:
«Начнем с перечисления главных преступников, тех, чьи претензии на духовное и моральное руководство должны были обязать их бороться, тех, которые не только не боролись, но и подчас сами принимали участие в грязном деле...»
«Главный преступник — пресса. За исключением двух-трех газет пресса согласилась участвовать в заговоре молчания и набросила вуаль на преступление. Вместо слова «убийцы», они писали «осужденные». Вместо того чтобы писать об убийстве и преступлении в Кафр-Кассиме, они писали о «бедствии», «ошибке», «инциденте, достойном сожаления». Когда эти газеты писали о «жертвах бедствия», было неясно, кого имеют в виду — убийц или убитых. А когда был вынесен приговор, начали трусливую кампанию против судьи, чей приговор был разорван как простой клочок бумаги. Таким образом этот ужасный день прикрывали завесой уклончивого разговора. Можно быть уверенным в одном: когда вы наталкиваетесь на бесцветные слова, нейтральные и осторожные слова, за ними прячется что-то ужасное».
«Второй преступник — наше религиозное руководство: раввины и религиозные круги страны, которые требуют, чтобы с ними считались, чтобы доминировал «еврейский характер» и «дух нашего отца Израиля», которые всегда твердят: «Не убий», «Совершаются ужасные вещи, но ты думаешь только о своих собственных удовольствиях», «Кто отнимает жизнь, теряет целый мир», — религиозные круги окунулись в равнодушное молчание. Ни один священнослужитель не встал, чтобы спасти честь еврейской религии и выразить моральное возмущение и гнев от этого суда. Или это и есть «свет в еврействе»?»
«Третий преступник — наши профессора. Если появляется обращение провести региональные выборы, его подписывают десятки профессоров. Но за исключением нескольких «сумасшедших, эксцентричных» ни один из профессоров и лекторов не закричал: «Это убийство!» Конечно, вопли и крики не приличествуют хорошему академическому поведению
«Четвертый преступник — наши деятели литературы, «Иргун Хасофрим» (организация писателей), известная своими «пламенными протестами» и своими «обращениями к совести просвещенного мира». Эта организация молчала, молчит и будет молчать. В делах, которые непосредственно ее касаются, таких как заработок писателей и раздача наград и почетных степеней, она исключительно энергична, но когда ее призывают выполнить духовный долг, когда она должна действовать как организация писателей, когда она должна выступить против власти и потребовать того, что велит совесть, без самолюбования — она внезапно превращается в несуществующую».
«Где были партии, все это время имевшие власть и провозглашавшие лозунги мира, справедливости и братства человечества? Где были революционеры? И где были мы, рядовые граждане, преисполненные отвращения и презрения, когда наблюдали за безумным танцем, который, как нам сказали, был выражением «шока» людей? Где мы были, когда нам сказали, что дело улажено приговорами? Почему мы молчали?
Если вы не боретесь за свои моральные принципы, вы в конце концов невольно примете моральные принципы тех, кто прячется от реальностей убийства за дипломатическими словесами, вы примете моральные принципы демагогов и сладкоязычных беспринципных пропагандистов, главных деятелей, не имеющих под собой почвы, принципы всего нового правящего класса, у которого нет равного, нет принципов и который загрязняет чистую атмосферу...»
Добавив к списку преступников, составленному Афроном, военную иерархию Израиля, которая непосредственно совершила преступление, мы придем к решающему выводу, что сионистские круги несут ответственность за убийство жителей ни в чем не повинной деревни.
Мы рады открытию, что в Израиле есть честные люди... Но этого недостаточно, что они осуждают поведение определенных кругов своего общества. Суть дела заключается в том, кто владеет землей, и готовы ли израильтяне признать, что она законно принадлежит палестинскому народу, большая часть которого находится в настоящее время на положении бездомных беженцев.
Перевод с английского В. СИНЯЕВА
СТРЕМЛЕНИЕ
ПРИБЫТИЕ В БУНУ
Ирис Бернгард, едва сдерживая нетерпение своих шестнадцати лет, выходит навстречу первому рабочему дню. Она торопится к пестрым клубам дыма на горизонте. Она идет одна. Остальные ученицы поехали автобусом. Ей хочется прийти туда пешком, ей ничуть не интересно явиться из автобуса — а вот и я! Ей хочется подходить к комбинату медленно, шаг за шагом, видеть, как он растет у нее на глазах.
В девятом классе они ездили в Буну. Но были тогда зрителями, глядели разиня рот на все, приехали как на экскурсию или как на прогулку, в зоосад. Хотя все-таки скоро поняли: в Буне они не просто на экскурсии. Да, поняли это самое позднее, как вышли из сверкающей стеклом лаборатории, где девушки сидят в белоснежных халатах, где поблескивают сотни пробирок со всевозможными жидкостями, и направились к карбидному цеху.
Дело было в ноябре, а в ноябре темнеет рано, к цеху они с трудом карабкались по узким железным лестницам, да еще на каблуках: ступишь — думаешь пол, а там зола. А потом видели, как выпускают из печи шлак, желтые факелы карбида. Потные лица перед печью. Впечатляющее зрелище, ничего не скажешь, хотя девчонки поначалу ничегошеньки, что в огромном цеху совершалось, в толк взять не могли.
Ирис Бернгард уже подходит к комбинату, уже улавливает его запах. Трудно разобрать, чем здесь пахнет. Какой-то пресный, сладковатый, горький и не поймешь какой запах. Так что же это такое, что же привело ее сюда? Не может же быть, чтоб всему виной пятерка по химии. Надо надеяться, что она в первый же день не наделает глупостей и не изуродует себе лицо какой-нибудь дурацкой кислотой. Но вообще-то ее сегодня вряд ли подпустят к реактивам, поначалу станут пичкать теорией.
Дорога, сделав поворот, открывает вид на комбинат. Вытянутое здание завода, трубы высочайшие, чуть ли небо не скребут. От дыма у нее на глазах выступили слезы. «Ну вот, — подумала она, — словно глотнула водки».
Уже перед самым комбинатом ей никак не перейти дорогу. Колонны грузовиков катят и катят мимо. В глаза ей летит зола, она пытается спастись носовым платком. Безуспешно. А между тем на нее уже оглядываются. Еще подумают, что она ревет. Смех, да и только. Но она так просто не сложит оружие. Ведь
