– Великий, – еще значительнее сказал Тытырин. – День поминовения всех умерших. В этот день обязательно надо кого-нибудь похоронить, а то удачи не будет…

– Вы мне обещали!

Пауза.

– Тут так скучно, что я даже не могу, – сказал Снегирь. – Я просто не могу, честное слово!

– А я еще больше не могу, – добавил Тытырин. – Еще немогучее!

– Вы же сами сюда стремились, – сказал голос. – Стремились?

– Стремились, – вздохнули хором литераторы.

– Только я не знал, что тут так, – пискляво сказал Тытырин. – Мне говорили, что тут репа везде растет, а тут одни желуди…

– А я вообще сюда приехал работать, – буркнул Снегирь. – А на этих желудях я вам что напишу?!

– Значит, опять ничего так и не написали? – грустно спросил голос.

Литераторы промолчали.

– Огород бы, что ли, развели, – предложил новый человек. – И все бы у вас было. Я же вам семена привозил, тыква – отличная культура. И большая, и растет почти везде…

Молчание.

– Сожрали, что ли?

Кто-то зевнул.

– Работать не хотите…

– А когда мы тогда писать будем? – хором спросили Снегирь и Тытырин.

– А вы хоть что-нибудь пишете?

Молчание. Потом Снегирь сказал:

– Писатель пишет всегда. Когда ест, когда пьет, когда лежит. Даже когда в сортире сидит.

Тытырин и Снегирь рассмеялись.

– Ладно, придурки, доставайте его, – сказал голос. – А то воспаление легких подхватит, а доктора нормального тут не сыскать…

– А может… Ай, не надо! – взвизгнул Тытырин.

Снегирь засмеялся.

– Да мы и так его уже доставать хотели, – обиженным голосом сказал Тытырин. – Когда их достаешь – у них волосы просто торчком в разные стороны стоят, просто так смешно! Я потом целую неделю могу хохотать!

– Еще раз узнаю, что кого-то зарыли, – прибью! – пообещал новый человек. – Будешь у меня всю жизнь потом хохотать! Доставайте гроб!

– Это отрицатель, – поправил Тытырин. – Эти два устройства принципиально отличаются…

– Доставайте гроб! – приказал голос. – А то тут появится еще два отрицателя!

– Сию минуту!

По крышке гроба царапнули, и скоро Зимин почувствовал, как отрицатель начал медленно подниматься. Тогда Зимин вытянулся на спине в противоестественной позе, скорчил руки в конвульсивном жесте, пустил по подбородку предсмертную слюну и стал ждать.

Гроб подняли на поверхность, и Зимин услышал, как скрипят вытаскиваемые клещами гвозди. Крышка откинулась, и Зимин с трудом удержался, чтобы не выскочить и не прибить всех, кто попадется на его пути. Лишь втянул поглубже пыльный воздух свободы.

– Сдох… – протянул Снегирь.

– Может, у него это… сердце слабое было? – предположил Тытырин.

– Может… И что теперь с ним делать?

Тытырин глупо рассмеялся.

– Давайте его это… По-настоящему зароем…

Теперь глупо расхохотался Снегирь.

– А что? – продолжал рассуждать Тытырин. – Зароем и все…

– А отрицатель?! – возмутился Снегирь. – Где я возьму другой отрицатель?! Ты мне его сделаешь?! Ты же гвоздь в стену вбить не можешь!

– Давайте его оттащим в пустыню, – предложил Тытырин. – Бросим, а птицы его постепенно склюют. И он прямиком отправится в небесные сферы! Вернее, прямой дорогой в Славь!

– На фиг ему твоя Славь?! Он уже давно дома у себя сидит, пиццу уже заказал! А мы тут от желудей пучимся…

– Можно это… – Тытырин прищелкнул языком. – Ну, вы понимаете, что я имею в виду…

– Ты его еще на котлеты предложи переделать! – сказал неизвестный голос.

– А что? – Снегирь заинтересовался. – В одной книжке один чувак…

– А может, его это… – Тытырин икнул. – Отдать твоим гномам? Я слышал, они неразборчивы в продуктах питания…

– Заткнись, Тытырин, – велел голос. – Лучше давайте поговорим о наших делах.

Зимин услышал двойной вздох. После чего почувствовал, как его шеи коснулась прохладная и сухая рука, явно не принадлежавшая ни одному из писателей.

Рука явно искала пульс. И нашла. Голос хмыкнул и сказал:

– Действительно мертв. Мертв, как собачьи какашки. Потом похороним. Пока же у нас есть дела и понасущнее. Поговорим о них…

Снова двойной вздох. Зимин осторожно, через веки, открыл глаза. Смотреть было довольно неудобно, но можно. Рядом со Снегирем стоял парень в заурядных джинсах, заурядной выгоревшей на солнце льняной рубашке и жилетке из белой кожи. С широким, опять же кожаным ремнем. К ремню была прицеплена шпага. Шпага была не простая. Длинная, лезвие черное, по стали мелкие узоры, отличающие настоящий булат от кухонного хлебореза. Рукоятка замысловатая. Гарда плавно переходит в эфес, выполненный в виде чешуйчатого морского змея. Морской змей пытался обвить и заглотить кашалота, который и представлял собой рукоять.

Парень был похож на Дон Кихота, только без бороденки и с умным взглядом.

– Итак, господа литераторы, – сказал парень. – Около двух месяцев назад я заказал вам пьесу из жизни гномов. В двух действиях.

Парень достал из кармана клочок бумаги.

– За пьесу авансом было заплачено: яиц гусиных – две дюжины, яблок медового сорта – пять мешков, сыров из козьего молока – пять голов, сухарей ржаного хлеба – десять кулей. Литераторы Тытырин и Снегирь обязались выполнить заказ в течение шести недель. Прошло почти восемь, и вот я здесь. Хочу узнать, готова ли моя пьеса?

– Конечно, готова, Поленов, – с достоинством ответил Снегирь. – Не изволь беспокоиться.

И Снегирь с проворством факира извлек из-за поясного ремня папку с листами.

– Прошу! – и Снегирь по-халдейски протянул папку Поленову. – Ознакомьтесь-с.

Поленов принялся ознакомляться с текстом. Читал он споро, видимо, по диагонали, быстро перелистывал листы и кидал их под ноги. Постепенно количество листов на земле увеличивалось, а настроение у литераторов ухудшалось. Они мрачнели, все больше шевелили пальцами рук и громко сопели.

На землю упал последний листок, стало тихо.

Затем Поленов присел и подобрал несколько листов. Повертел их, потер пальцами. Затем спросил:

– Что это?

– Как что? – ответил Тытырин. – Пьеса в двух действиях.

Зимин заметил, что бороды у Тытырина больше не было. Вместо бороды по нижней части лица шла красная полоса.

– Насколько я понял, ваша пьеса называется… – Поленов заглянул в лист. – «Гундыр и стрептококки»?

– А что ты имеешь против стрептококков? – заносчиво спросил Снегирь.

– Против стрептококков я ничего против не имею. – Поленов стал комкать лист. – А при чем тут Гундыр? Кто такой вообще Гундыр?