он ушел в дежурную комнату милиции за милиционером или дружинниками. У Сашки были секунды на размышление — бежать, но куда убежишь с Линой? И как ей объяснить? Глядя на дверь дежурной комнаты, он боковым зрением уже засек, как стоявший у двери билетный контролер снял трубку зазвонившего телефона. Сашка ухмыльнулся: блокируют двери, бежать поздно. Он посмотрел Лине в глаза и сказал:

— Слушай. Сейчас меня арестуют. Но это ерунда, это за одну драку. Живи у нас сколько тебе надо и скажи маме, что я держу слово. Меня отпустят. Жди меня, слышишь?

К ним уже шел дежурный милиционер.

Сашка двинулся с Линой в зрительный зал. Милиционер грубо взял его за локоть:

— Падажди, стой! Пашли со мной, — сказал он с азербайджанским акцентом.

— А в чем дело? — разыграл изумление Сашка.

— Ни в чем. Там узнаешь.

Лина с ее распахнутыми от ужаса голубыми глазами замерла на месте. Сашка сказал ей, уходя:

— Не бойся. Наш адрес: Мельничная, дом 6, иди домой.

Через час Сашка Романов по кличке Шах оказался в Бакинском городском управлении милиции, в камере предварительного заключения. Его сокамерником, одним из двенадцати обитателей КПЗ, задержанных в этот день по разным поводам в городе Баку, был я, Андрей Гарин, специальный корреспондент «Комсомольской правды».

Все. На этом рукопись Белкина обрывалась. Я положил перед собой чистый лист бумаги и записал: «1. Пожилой, лет 50–55, бесцветный, с металлическими зубами — был на Бакинском аэродроме и на Курском вокзале в Москве. 2. Был ли гроб с наркотиками? Проверить. 3. Вызвать из Риги Айну Силиня…». Скорее всего, подумал я, Айна — это та самая Лина Бракните, возлюбленная Сашки Шаха, а Сашка Шах — это Султан. Раз Белкин назвал себя в рукописи Гариным, значит, все имена вымышлены, а вот детали, факты — в них я поверил сразу. Конечно, нужно быть осмотрительным и перепроверять каждый факт по десять раз. Писатели не следователи, они не обязаны протоколировать действительность, они могут менять факты, тасовать их и даже выдумывать, но на этих страницах, которые я прочел, так много достоверных или, по крайней мере, правдоподобных деталей, что не проверить их просто грех. Молодец Пшеничный, что нашел эти блокноты, жаль только, что не нашел продолжение. Я записал на своем листе: «Блокноты Белкина — редакция `Комсомольской правды`». Это еще не был план следствия или даже наброски к нему, а только первые узелки для памяти, и в эту минуту появился Светлов.

— Разрешите? — он был в летней форменной рубашке, с новенькими погонами подполковника, в фуражке. Невысокий, плотный, упитанный сгусточек энергии с цепкими и веселыми умными глазами. Сняв фуражку, он вытер ладонями пот на ранних залысинах и прошел в кабинет. — Как поживаем, гражданин начальник?

— Пока жив, — сказал я, пожимая ему руку, и кивнул на кресло возле своего стола. — Садись. Узнаешь? — Я подвинул ему папку с делом N-СЛ-79-1542.

Он открыл папку, взглянул на первую страницу и лицо его выразило разочарование:

А, это! Это я знаю. У меня бриллианты до сих пор лежат в сейфе.

— Хорошие бриллианты?

— Бриллианты замечательные! Редкая работа! Заберешь к себе? Я тебе советую поинтересоваться у ювелиров, кому они раньше принадлежали. У меня еще руки не дошли, но раз ты это дело берешь к себе…

— Подожди, — перебил я. — Ты знаешь про труп, про бриллианты, а кто второй похищенный — ты знаешь?

Он пожал плечами:

— Тоже какая-нибудь фарца. Да я этим не занимаюсь, мало у меня дел, что ли? Это дело, по-моему, сейчас в Москворецком районе. А как оно к тебе попало?…

— Так вот садись и читай, — я опять пододвинул к нему папку. — Только внимательно и до конца. Особенно вот эту рукопись…

Передавая ему рукопись Белкина, я снова обращаю внимание на то, что первая страница машинописного текста напечатана небрежно, с опечатками в тексте, а все остальные страницы чистые, даже красивые, как из машбюро, хотя Пшеничный написал в рапорте, что изъял их на квартире Белкина.

Светлов стал читать. Через несколько минут он расстегивает ворот форменной рубашки, приспускает галстук, потом закуривает и спрашивает, не отрываясь от чтения:

— Слушай, у тебя нет пива холодненького?

— Тут не держим, — усмехнулся я. — Потом можем сходить, здесь бар рядом.

В дверь постучали, я сказал «войдите» и взглянул на часы. Было 13.30 минут — почти сорок минут назад я говорил по телефону с Пшеничным. Он вошел и представился:

— Здравствуйте. Моя фамилия Пшеничный.

Оказалось, он значительно моложе, чем я ожидал. Худощавый, высокий, сутулый блондин лет 32-х. Удлиненное блоковское лицо, голубые серьезные глаза. Когда он проходит в кабинет, я вижу, что он слегка волочит левую ногу. Я поднимаюсь ему навстречу, пожимаю руку, говорю:

— Шамраев, Игорь Есич. А это, знакомьтесь, подполковник Светлов…

— Привет, мы знакомы, — бегло, не отрываясь от последних страниц рукописи Белкина, выбрасывает руку Светлов, и Пшеничный пожимает ее, садится на свободный стул. Его глаза уже с порога оглядели мой кабинет, запротоколировали тут же — и меня, и Светлова, и папку с делом Белкина на столе. Да, это именно тот человек, который мне нужен, даже лучше, чем я ожидал — моложе. Тридцать лет — самый следственный возраст, опыт уже есть и интерес к делу еще не угас. Настоящий следственный лошак.

— Так! Ясно! — Марат Светлов хлопнул последней страницей рукописи Белкина по столу: — Тебе надо лететь в Баку и начинать оттуда. Там наркотики, этот Генерал, Зиялов. Фамилии, конечно, липовые, придуманные, но докопаться можно — кто с этим Белкиным в одном классе учился, кто у него сочинения списывал. Это несложно. Но надо же! Наркотики уже по воздуху в гробах перевозят! Замечательно! — он даже встал, прошелся по кабинету. — Но я тебе для чего? Не понимаю.

— Видишь ли, ты прочел в деле: следователь Пшеничный считает, что по этому делу нужно создать бригаду. И я с ним согласен. Поэтому я включил в бригаду его, себя, и тебя вместе с твоим отделением.

— Меня?! Да ты что?! Обалдел? Щелоков меня вам в жизни не отдаст, ты что! Ты же знаешь его отношения с твоим Генеральным.

— Даже если я веду это дело по заданию ЦК? Мы должны найти этого Белкина до одиннадцатого, К отъезду Брежнева в Вену. И по закону я могу просить в свою бригаду любых сотрудников МВД.

— Ну, попроси! «По закону»! — передразнил он. — Сунут тебе какого-нибудь долдона, сам не рад будешь.

— Хорошо, это мы обсудим после, — сказал я. — А сначала меня интересует: ты сам-то хочешь работать это дело или нет? Смотри: наркотики, бриллианты, убийство и похищение корреспондента — полный джентльменский набор. Для такого сыщика, как ты, это в самый раз. И внеочередная звездочка на погоне не помешает. А?

— Ну ты и гусь! — усмехнулся Светлов. — Знаешь, на что подцепить. Тут только один недостаток в этом деле.

— Какой?

— Бабы нету.

— Как нету? Даже две! Аня Зиялова, в которую Белкин влюбился на аэродроме, и эта Лина, в которую влюбился Сашка Шах.

— Это сомнительно, — Светлов поморщился. — Это сочинено для повести. Тот влюбился, этот влюбился — нет, это литература. Вот гроб с наркотиками — это да, это никакой писатель не придумает. И то, что его арестовали…