Такой бесстыдно упоительный,взволнован голубой звездой,ныряет в воду он стремительнои остается под водой.Вздыхая древними поверьями,шелками черными шумна,под шлемом с траурными перьямиидет на пруд его жена.И ноги милого склоненныев ее качаются мозгу,и очи синие, бездонныецветут на дальнем берегу.И, странной близостью закована,глядит за темную вуальи видит берег очарованныйи очарованную даль.И в этой пошлости таинственнойоглушена, поражена,стоит над умершим единственнымокаменевшая одна.1910 г. (А. Финкель)
Андрей Белый
Я только временный заему йогов Дорнаха всевластных,я — стилистический прием,инструментовка на согласных.И Доротеин Веверлей,и Доротея Веверлеянад бессловесной бездной реют,как закипевший словолей.Я — составитель антифонов,пифагорийская земля.Тогда еще блистал Сафонов[13],известность с Надсоном деля.И Веверлей, усталый мистик,средь тополей, среди аллей,голубоглазый злой эвристик,спешит купаться в водолей.(Так звуки слова «Веверлей»балда — неумный гимназистикпереболтает в «ливер лей»,а Веверлей усталый мистик.)Идет купаться Веверлей,оставив дома Доротею,с собою пару пузырейберет он, плавать не умея.Нырнул — лазорь и всплеск в лазорь,багрец и золото в лазури,и в небо брызги — розы зорь,а в воды — розовые бури.Усталый мистик — бледный йогс волнистой русой бородою.Но голова тяжеле ног,она осталась под водою.Средь тополей, среди аллей,среди полей, полуалея,...чего так медлит Веверлей...взлетает, тая, Доротея.(Так мой отец — декан Летаев,промолвив: интеграл из пи, —взвихрится и взлетит, растаяв,взлетая в голубой степи.)И Доротея в том году
