тер пальцами веки.

– Держитесь, месье, еще немного осталось, – подбодрил его Рудольф. – Только мы, Вер… то есть Кляйны, – поправился он, – и миссис Рейнольдс с дочерью. Кстати, что там насчет Леона Шенье?

Деламар усмехнулся.

– У него нет трех родинок на левой руке. Кроме того, донья Эсте… Эстеб… словом, Стефани… – произнести сложное испанское имя оказалось выше сил измученного месье Деламара, и он переиначил его на французский манер, – показала, что знает его с пятнадцатилетнего возраста, так что это точно не Леонар. Признаюсь вам откровенно, я в тупике. Драгоценности не найдены, Леонар Тернон не найден, а у меня на руках уже два трупа.

Амалия встряхнулась.

– Скажите, месье Деламар, кто-нибудь из Эрмелинов смог внятно объяснить вам, к чему было Леонару Тернону убивать несчастного адвоката? Ведь одно дело – мадам Эрмелин или, скажем, Кристиан, но при чем тут адвокат? За что Леонар мог мстить ему?

Сыщик смущенно заерзал в кресле.

– Вы знаете, мадам Дюпон, я задавал такой вопрос родственникам мадам Эрмелин, и у меня создалось впечатление, что тут что-то нечисто. По крайней мере, я не смог добиться от них ответа. Все какие-то увертки, отговорки, мол, Леонару лучше знать, за что он убил Боваллона… – Он поморщился. – А Надин Коломбье, услышав мой вопрос, сначала удивленно воскликнула, – Деламар взглянул в свою книжку, – «Ну как же, ведь это Боваллон…» – и внезапно осеклась. Я пробовал подойти к ней и так, и этак, но она упорно отмалчивалась, словно испугалась, что сболтнула лишнее. В общем, со мной они не стали говорить об этом. Хотя, – изменившимся голосом прибавил Деламар, – они все боятся. Очень боятся, это заметно невооруженным глазом.

– Семейные тайны, будь они неладны… – проворчал Рудольф, зевая и прикрывая рот ладонью. – Ладно, пусть тогда пеняют на себя, когда появится третий труп. – Он вздохнул. – Интересно все-таки, кем может быть этот чертов Леонар?

– По правде говоря, меня куда больше интересует вопрос: кто увел драгоценности? – признался сыщик. – Белоручка то был или нет, но я бы с превеликим удовольствием надел на него наручники. Ненавижу, когда меня водят за нос.

– А как насчет алиби? – деловито осведомилась Амалия.

Деламар усмехнулся.

– О, с алиби у всех все вроде бы в порядке. – Он полистал свою записную книжку. – Вот, смотрите. Голландец, торговец чаем, не выходил из каюты, потому что у него морская болезнь. Его жена весь вечер была с ним. Художник рисовал у себя, но у него опять-таки один свидетель – жена, а я, честно говоря, не очень доверяю показаниям жен. Мистер Дайкори не покидал читальни, где его видела вся обслуга, равно как и его сопровождающий, мистер Льюис Нортен. Сеньора Кристобаль скандалила с компаньонкой около восьми, и ее вопли слышали две горничные и матрос, но это не значит ровным счетом ничего. Вряд ли они могли препираться битых полчаса, во время которых были совершены убийство и ограбление. Маркиз Мерримейд тоже находился в каюте со своей женой. К ним около указанного времени заходила горничная. Но она же не сидела и не сторожила их, верно? Мистер Ричардсон был в бильярдной с Проспером Коломбье, Луиза Сампьер раскладывала пасьянс, и так далее и тому подобное. – Сыщик скривился. – Что же до миссис Рейнольдс, то она наверняка пыталась научить дочь, как правильно вызывать духов, а герр Кляйн, вероятно, вслух читал своей жене перед сном, и я сильно удивлюсь, если у них обнаружатся свидетели.

– То есть практически в каждом алиби не счесть дыр, – сказала Амалия.

Деламар кивнул.

– Словом, если принять все это на веру, – он указал подбородком на свою записную книжку, – то окажется, что никто не мог убить адвоката и никто не мог украсть драгоценности. Большинство пассажиров до путешествия вообще не подозревало о существовании Боваллона, а Эрмелины, которые его знали, души в нем не чаяли. Вот так.

– Однако вы все же кого-то подозреваете? – настаивал Рудольф.

– Еще рано пока говорить об этом, – заметил Деламар уклончиво. – Вы, месье, и вы, мадам, очень умны и наверняка успели сделать свои выводы. – Он подался вперед. – Скажите, вам никто из пассажиров не показался…

Рудольф широко улыбнулся, а сам прикидывал, сколько уже раз сегодня здесь был задан подобный вопрос. С глазу на глаз, строго интимно. Старый трюк, но действует безотказно. А сыщик отнюдь не так глуп, как может показаться, и с ним лучше держать ухо востро…

– Должна заметить, месье, – сказала Амалия с подобием улыбки, – что одни предположения при отсутствии фактов ровным счетом ничего не значат.

– Ну почему же, – тотчас возразил германский агент. – Лично я должен признать, – он зажмурился и вдохновенно выпалил: – Что самой подозрительной мне кажется миссис Рейнольдс.

– Почему? – спросил Деламар с неприкрытым изумлением.

Рудольф весело ухмыльнулся.

– Потому что она мне не нравится, и все тут.

– Хм, вот уж не повод, чтобы…

– Послушайте, месье, – перебил его Рудольф, – не надо играть со мной в прятки. Вы так же, как и мы, понимаете, что какие бы то ни было предположения совершенно бессмысленны. Любой вам скажет то же, что и я, и начнет наводить подозрения на человека, который почему-либо ему несимпатичен. Все это пустая трата времени, так что предлагаю вам выход: бросить жребий. На картах, например. Кто первый вытянет черного туза, тот и есть Белоручка. Как вам такое решение?

– Ну, не всегда предположения бывают бессмысленны, – спокойно возразил сыщик. – Между прочим, я даже словом не обмолвился о том, что адвоката зарезали ножом вашей кузины, а вот мадам Армантель заметила, что самой подозрительной ей кажется мадам Дюпон, и она не удивится, если узнает, что та имела отношение к смерти адво… О-о!

Рудольф рванулся вперед, взял сыщика за воротник и припер его к стенке. Манишка жалобно хрустнула под железными пальцами германского агента.

– Сударь, – проскрежетал Рудольф, – если вы попробуете втянуть в это дело мою кузину, я разорву вас на части. Это первое. Мадам Армантель… – Он поискал в уме, как бы поточнее ее охарактеризовать по- французски, и пошел ва-банк: – Слишком озабочена мужчинами, чтобы справедливо относиться к женщинам. Это второе. И третье: не суйте свой нос куда не следует. – Он отпустил сыщика, но напоследок все-таки не удержался и с силой ткнул его указательным пальцем в солнечное сплетение, отчего Деламар согнулся надвое и отчаянно закашлялся. – Могу вас заверить, – продолжал Рудольф самым светским тоном, – что моя кузина не убивала Боваллона, равно как и не прикасалась к драгоценностям Марии- Антуанетты. А чтобы выяснить, кто их украл, еще раз настоятельно рекомендую вам опросить прислугу и не скупиться на улыбки, потому что, милый мой, вы выглядите на редкость жалко.

Деламару наконец удалось распрямиться.

– Благодарю за интересную беседу, – прохрипел он. – Надеюсь, мадам Дюпон, вы не будете возражать, если месье Марешаль осмотрит вашу каюту, равно как и каюту вашего, – он дернул шеей и поморщился, – кузена.

Амалия чихнула и залезла в свой ридикюльчик в поисках носового платка.

– Не могу сказать вам, что я возражаю, месье, – сказала она с самой очаровательной улыбкой. – Скорее я даже настаиваю, потому что…

Девушка вдруг побледнела, прижала руки к груди и… упала в обморок.

Рудольф заметался возле кузины, пытаясь привести ее в чувство. Деламар спешно кликнул Марешаля, и тот принес воды, которой побрызгал в лицо мадам Дюпон. Амалия открыла глаза.

– Кузина, – спросил германский агент тихо, – с вами все в порядке?

К ним подошел Деламар.

– Мадам плохо? – участливо осведомился он. Так участливо, что Рудольф даже пожалел, что был с ним груб. Вряд ли Деламар сумеет поквитаться с ним, Рудольфом, зато на Амалии он наверняка отыграется сполна, тем более что у него есть повод. Взгляд сыщика упал на ридикюльчик, который Амалия прижимала к себе, и неожиданно в мозгу Рудольфа мелькнула спасительная мысль. Он поднялся, многозначительно