– Смеши или умри! – кричит толпа, разочарованная и заинтригованная одновременно.
– Настоящая любовь не смешна. И не сопровождается физическими муками.
Мари-Анж останавливается на четырнадцати баллах. Теперь ее очередь нанести удар.
– Очень хорошо. Я извращенка, я люблю причинять боль и издеваться. Но что же тогда влекло
Это так неожиданно, что Лукреция просто ахает от удивления. Нащупав слабое место, Мари-Анж продолжает:
– И почему ты спасла меня от Серебристой Ласки?.. Может, потому, что безумно дорожишь мной?
Лукреция чувствует, что ее душит истерический хохот. По спине течет пот. Волосы встают дыбом. Она пытается задержать дыхание, но показания растут: двенадцать… тринадцать… четырнадцать… пятнадцать… шестнадцать… семнадцать…
93
Умирает женщина, которая вела праведную жизнь. На небесах ее встречает святой Петр:
– Добро пожаловать в рай!
Вокруг светло и прекрасно, ангелы играют на арфах. Обитатели рая приветствуют ее улыбками.
В конце первого дня, полного чистых радостей, спокойствия и блаженства, женщина попадает в свою комнату и слышит, что откуда-то снизу доносится грохот барабанов.
Утром она спрашивает святого Петра:
– Что это был за шум?
– А… это нижние соседи, – отвечает он. – Хотите посмотреть?
И открывает дверь в облаке.
Женщина наклоняется и видит лестницу, уходящую в красноватый дым, из которого доносится манящая музыка.
– Но это же ад! – удивленно восклицает она.
– Если хотите, можете сходить посмотреть, – предлагает святой Петр.
После недолгих колебаний женщина спускается по лестнице. Внизу идет настоящий праздник. Там очень жарко. Обнаженные люди с блестящими от пота телами танцуют под ритмичную музыку и увлекают ее в свой круг. Она веселится всю ночь. Красивые мужчины ухаживают за ней, обольщают, приглашают танцевать, пить и петь.
Рано утром женщина возвращается в рай, в спокойную и скучную обстановку, где ангелы играют на арфах и декламируют стихи. Она идет к святому Петру.
– М-м… А могу ли я выбрать, где мне остаться? – робко спрашивает она.
– Конечно. Но, приняв окончательное решение, ты уже не сможешь его изменить.
– Тогда я выбираю ад. Мне очень жаль, святой Петр, но рай похож на дом престарелых. Мне веселей внизу, там настоящий ночной клуб.
– Очень хорошо, – говорит святой Петр и снова открывает дверь в облаке.
Как только женщина спускается по лестнице, на нее набрасываются черти. Они бьют ее, кусают и приковывают к скале. Отовсюду доносятся крики. Кругом зловонные испарения. К ней подходит большой черт с вилами и начинает больно колоть ее.
– Ой-ой-ой! В прошлый раз тут все было по-другому. Что случилось?
Черт усмехается:
– Не стоит путать туризм и эмиграцию.
94
Восемнадцать… Девятнадцать…
И тут включается пожарная сигнализация. Зал и сцену заливает водой.
Ледяной душ мгновенно отбивает у Лукреции всякое желание смеяться.
С потолка хлещет вода. Начинается паника. В нескольких местах одновременно появляются языки пламени.
Зрители бегут, давятся в дверях у запасных выходов. Тадеуш Возняк вспрыгивает на ринг и развязывает только Мари-Анж. Лукреция пытается освободиться, но ремни крепко держат ее. Зрители покидают зал, пожар разгорается.
Огонь, несмотря на струи воды, постепенно охватывает зал. Лукреция пытается перегрызть ремни зубами, как зверь, попавший в капкан. Глаза слезятся, трудно дышать.
– Апчхи! Апчхи!
В дыму к ней кто-то приближается и начинает развязывать.
– Апчхи! Апчхи! Исидор, что-то вы не торопились!
– Не грубите, иначе я пожалею, что вмешался.
– Апчхи! Мне не нужна была ваша помощь! Все шло отлично. Я бы ее победила. Апчхи! Апчхи!
Исидор бьется над слишком тугим ремнем на ее лодыжке.
– Тем не менее вы дошли до девятнадцати баллов из двадцати возможных, – резко бросает он, пытаясь перепилить кожаные путы ключом.
Лукреция кашляет и задыхается.
– Я полностью контролировала ситуацию, у меня был четкий план. Вы мне помешали отомстить!
Огонь наступает. С потолка падают горящие доски.
– Можно было придумать что-нибудь другое, а не пожар в театре.
– Критиковать легко, сделать трудно. Вы хотели мести, я поджег логово тех, кто уничтожил вашу квартиру.
Лукреция не отвечает.
Исидору никак не удается расстегнуть последний ремень. Он помогает себе зубами и ногтями. Кроме них, в театре уже никого нет. Сирена смолкла, вода больше не льется, огонь с треском пожирает театр. Едкая серая мгла окутывает зал. Со свистом рассекая воздух, с потолка падает горящая деревянная балка и задевает Исидора.
Лукреция, чьи легкие наполнились дымом, теряет сознание.
Исидор, собрав все силы, отрывает от кресла подлокотник, к которому крепятся ремни.
Он берет Лукрецию на руки и выносит из театра. На улице он кладет ее на землю и жадно дышит свежим воздухом.
Лукреция не шевелится. После некоторого колебания, Исидор делает ей искусственное дыхание. Он вынужден повторить процедуру несколько раз.
Наконец Лукреция приходит в себя.
– Апчхи! Апчхи! Апчхи! Чего только не сделаешь, чтобы заслужить ваш поцелуй, Исидор.
И в изнеможении закрывает глаза.
95
Группа студентов-медиков раскапывала могилы на кладбище.
Только так они могли проникнуть в тайны человеческой анатомии. Они знали, что рискуют жизнью, предаваясь этому кощунственному занятию, но страсть к научным открытиям заставляла их резать трупы.
Студентами руководил высокий статный человек, бродивший по кладбищу с лопатой и киркой. Это был Франсуа Рабле. Бывший бенедектинец, отец двоих детей, он был, несомненно, самым обаятельным из всех студентов-медиков. Он не только владел десятком языков, в том числе древнееврейским, греческим и латынью, но еще и сочинял стихи, которые пользовались неизменным успехом у девушек.
Когда студенты из Монпелье не откапывали мертвых и не лечили живых, они собирались в укромных местах, чтобы пить, танцевать и веселиться до утра. Они любили веселые песенки и смешные анекдоты. Вдали от чужих глаз и ушей они смеялись над священниками-реакционерами, над преподавателями теологии
