Исидор смотрит на Лукрецию.
Исидор чуть-чуть отодвигает штору, садится у окна и смотрит на огни Парижа. Он вспоминает, как пришел в «Современный обозреватель». Флоран Пеллегрини, старый опытный репортер сказал ему: «Ты поймешь, что ни один журналист не может быть счастливым».
Исидор, которому тогда едва исполнилось двадцать три года, ответил, что всегда мечтал работать в таком престижном журнале, как «Современный обозреватель». А Пеллегрини заметил:
– Есть очень престижные рестораны, но на кухню там лучше не заглядывать.
Молодой, счастливый, что может заниматься делом, о котором мечтал, Исидор сначала не обратил внимания на эти слова.
Потом… Потом его удивило обыкновение коллег из отдела «Потребление» писать о чем-то, только если им дарили товар, о котором говорилось в статье. Это касалось и машин, и компьютеров, и телевизоров. Они открыто признавали существование такой традиции, находили подобное положение вещей совершенно нормальным и считали это «профессиональной привилегией».
Потом его потрясли коллеги из отдела «Литература», которые под псевдонимом публиковали отзывы на собственные произведения. Положительные, естественно.
В журнале все об этом знали и считали профессиональной привилегией, неотъемлемым правом журналистов. Флоран Пеллегрини прокомментировал ситуацию так: «Это настолько чудовищно, что читатели не поверят, даже если узнают. Кроме того, из этого следует, что критик точно прочел книгу!»
Со временем сюрпризы на кухне престижного журнала становились все более захватывающими.
Уровень проверки информации оказался удручающим. Сам Флоран Пеллегрини во время вьетнамской войны получил награду, как лучший репортер, за статью, которую он написал, не выезжая из Парижа. Он просто перевел и перетасовал заметки американских журналистов, побывавших на войне, и добавил несколько прочувствованных слов от себя.
– Понимаешь, военный корреспондент стоит дорого. Гостиница, страховка, все такое. И потом, всем наплевать, видел ты что-то своими глазами или нет, главное, хорошо написать. Вернее, даже не хорошо, а эмоционально.
Флоран Пеллегрини открыл Исидору секрет: любой военный репортаж он предварял фотографией ребенка, плачущего над убитой матерью.
Такая фотография сопровождала все его фронтовые отчеты, и никто этого ни разу не заметил.
– Когда пишешь о военных действиях, нужно мыслить кинематографично. Это всегда производит впечатление.
Для статей на тему семьи у него тоже был любимый сюжет: фотография мальчика с глазами, полными мух.
– Успех обеспечен на сто процентов.
Еще одно открытие: в журнале с ярко выраженной левой направленностью не было ни одного левого журналиста.
Пеллегрини объяснил:
– Они пишут передовицы на политические и экономические темы, притворяются социалистами, но на самом деле, думают о деньгах и о том, как обеспечить детей, и, как все богачи, голосуют за правых. А руководители некоторых отделов, такие как Тенардье, даже за крайне правых. Она никогда и не скрывала, что сочувствует Национальному фронту.
Сначала Исидор считал, что старый репортер критикует начальство, потому что у него желчный характер. Но некоторые тревожные факты ему и самому бросались в глаза.
– Сам посуди, директор ездит на шикарной машине с шофером, а большинство журналистов работает внештатно, за копейки, некоторые – сдельно, получают построчно или постранично, не дотягивают до минимальной зарплаты. И ты хочешь сказать, что конторой руководят люди, сочувствующие левым?
Исидор знал, что именно он посвятил Лукрецию в тонкости журналистского ремесла. Она тоже работала внештатно, с постраничной или построчной оплатой. Она тоже надеялась когда-нибудь стать постоянным сотрудником.
Исидор садится на край ее кровати и смотрит, как она спокойно дышит во сне. Они с Лукрецией дважды открывали сенсационные факты, которые так и не дошли до печати. Но теперь он больше не зависит от офисной иерархии, от Тенардье и ей подобных. Теперь он сможет написать правду.
Мир встал с ног на голову. Журналисты сочиняют статьи, полные выдумок. А писатели пишут романы, в которых описывают реальные факты. Но реальность кажется неправдоподобной.
Исидор касается волос Лукреции. Конечно, он помнит, как они занимались любовью. Она казалась маленьким зверьком, который хотел контролировать весь процесс, но в итоге не проявил никакой инициативы. Он долго ласкал ее, чтобы успокоить. И подумал: «Сколько в ней гнева». И: «Что бы я ни сделал, она потребует больше».
В общем, ему не понравился их первый сексуальный опыт.
Неожиданно Лукреция пошевелилась, словно ее что-то беспокоило и произнесла с закрытыми глазами:
– Восемнадцать. Я бы выпуталась.
– Девятнадцать, – тут же отзывается Исидор.
– Восемнадцать.
Она садится на кровати, видит Исидора и начинает кашлять. С трудом переводит дух. Он приносит ей стакан воды. Она пьет, опять откидывается на подушки, опирается на локоть, вздыхает.
– Зачем вы вмешались? Я бы выиграла.
– Если бы я промедлил еще секунду, вы бы погибли. От недостатка юмора.
Лукреция трет глаза.
– Зачем вы спасли Мари-Анж?
– Это вы ее спасли, а не я. Кто бросился на сцену и отвел дуло пистолета?
– Я хотела победить ее в честной борьбе. Я имею на это право.
– Она – ваша Немезида, не так ли?
– Опять ваши ученые термины…
– Ну, скажем, личный враг, и вы живете ради того, чтобы отомстить ему.
– А кто ваша «Немезида»?
– Тенардье. Создание, ничтожное во всех отношениях.
Лукреция глубоко вздыхает и окончательно приходит в себя.
– Вы спасли фотоаппарат и камеру?
– Нет. Я уже говорил, я отдаю предпочтение живым существам. Спасти и то и другое было невозможно.
Лукреция снова вздыхает.
– Значит, опять все напрасно.
Исидор приносит влажное полотенце и кладет ей на лоб.
– Нет, расследование идет успешно. Я воспользовался тем, что вы отвлекли внимание на себя, и обыскал кабинет Тадеуша.
– Нашли что-нибудь?
– Нет. Но сделал выводы.
– И какие же, мистер Холмс?
Исидор достает айфон.
– Я порылся в Интернете, пока вы спали, и нашел несколько упоминаний об аббревиатуре «B.Q.T.» на форумах комиков. Это значит «Blague Qui Tue»[15]. Многие юмористы верят в ее существование.
