Исидор ничего не отвечает.
– Хотите, я вам его дам? На тот случай, если погибну… – спокойно спрашивает Лукреция.
– Да.
– Кода нет. Чемоданчик не заперт, его можно открыть, просто нажав на замки.
– Неплохо.
– Вы сами меня этому научили. Играть на воображении людей и не рассчитывать на сложные технологии.
Исидор читает комиксы, которые взял в библиотеке, «Всякая всячина» Марселя Готлиба. Рядом лежат книги Вуди Аллена и Пьера Деспрожа.
Он улыбается и отвечает, не отрываясь от комикса:
– С тех пор, как я стал кандидатом в члены Великой Ложи Смеха, я понял, что юмор – это огромная, странная, неизведанная сила, разрушительную мощь которой я себе даже не представлял. Я почувствовал на себе, что некоторые шутки напрямую воздействуют на определенные органы.
Лукреция заставляет его опустить журнал и пытается поймать его взгляд.
– Поцелуйте меня, Исидор!
Он ничего не отвечает.
Она приближается к нему и целует его. Его губы крепко сжаты.
– Я вам совсем не нравлюсь? – спрашивает она. И продолжает: – Завтра один из нас умрет.
– Может быть.
– Оставьте ваше легкомыслие. Сегодня – последний день, когда «это» возможно.
Он смотрит на нее. Ее губы в нескольких сантиметрах от его лица. Он чувствует чудесный аромат ее кожи.
– Женщине приходится отбросить гордость и просить у мужчины любви. Я вам не нравлюсь, Исидор?
– Вы самая восхитительная женщина из всех, что я встречал. Многие мужчины мечтали бы оказаться на моем месте.
Лукреция медленно приближает свои губы к губам Исидора. Он не отстраняется. Не двигается. Она продолжает тянуться к нему. Сантиметр, полсантиметра, четверть сантиметра. Он замер.
Она целует его.
Он наконец приоткрывает губы. Они целуются долго, страстно, самозабвенно. Затем он отстраняется.
– Первый и единственный раз мы занимались любовью после окончания расследования «Последнего секрета».
– Что это значит? Вы не хотите продолжения? – спрашивает Лукреция удивленно.
Исидор откладывает комиксы и встает.
– Пока нет. Анекдот обрывается на самом интересном месте.
Она колеблется, потом хватает книгу Вуди Аллена и в ярости швыряет ее Исидору в лицо.
– Вы просто…
– Я никогда и не претендовал на роль прекрасного принца. До завтра, Лукреция. Пусть победит сильнейший.
– Я уничтожу вас, Исидор. Вы просто…
Лукреция не может найти достаточно емкой характеристики. Она мысленно перебирает оскорбления.
Она произносит слово, вбирающее в себя, как ей кажется, все промелькнувшие в ее голове определения.
– Вы просто… мужчина.
142
Пьяная женщина бредет по джунглям и пьет виски прямо из бутылки. Крокодил видит ее и говорит:
– Пьяница!
Женщина что-то недовольно бурчит, пьет и идет дальше.
– Пьяница! – повторяет крокодил.
Женщина оборачивается и отвечает:
– Если ты еще раз назовешь меня пьяницей, я поймаю тебя и выверну, как перчатку.
Она идет дальше, крокодил за ней, и, заметив, что она снова пьет, говорит:
– Пьяница!
Тогда алкоголичка набрасывается на крокодила со словами:
– Я тебя предупреждала!
Она засовывает руку глубоко в пасть крокодилу, хватает его изнутри за хвост и резким движением выворачивает наизнанку. Потом бросает его в воду и, довольная, идет дальше. И слышит позади себя крик:
– Ациньяп!
143
Лукреция спит. Ее лицо нервно подергивается. Губы шевелятся. Грудь вздымается, словно она видит кошмарный сон, в котором ей приходится бежать или сражаться.
Исидор смотрит на спящую. Она то улыбается, то досадливо морщится.
– Нет, – произносит она. – Ни за что.
Она снова шевелится. Потом выдыхает:
– О, да. Конечно. Почему же вы раньше не сказали! Хотя… нет. Нет, я прошу вас, нет.
Исидор гладит ее по голове, и Лукреция мгновенно успокаивается. Он подходит ближе. Она улыбается, чувствуя его дыхание на своей шее.
Исидор неожиданно чувствует усталость. Ему надоел юмор. Ему надоело смеяться или не смеяться. Надоело напряжение, нагнетаемое вокруг того, что всегда казалось ему легким и естественным.
Он знал, что под клоунской маской юмористов часто прячутся люди, склонные к тоске и тревоге, и относил это к издержкам профессии. Но он никак не ожидал найти столько жестокости и агрессии в тех, кто должен нести в мир радость.
Он снова гладит Лукрецию по голове. Конечно, он помнит о расследовании «Последнего секрета». И о том, что завершилось оно любовным актом.
У него всегда были очень сложные отношения с женщинами, начиная с матери, которая отличалась очень властным характером. Отец часто отсутствовал, и мать по вечерам кричала, осыпая его упреками. Любовь к сыну проявлялась у нее вспышками – она то была к нему совершенно равнодушна, то душила в объятиях. То покрывала поцелуями, то не обращала на него никакого внимания.
Но страсть к живописи, музыке, кинематографу и театру она ему все-таки передала. Она пробудила в нем интерес к искусству, помимо его воли втолкнула его в мир прекрасного.
Она часто повторяла: «Изи, ты – гений». Он понимал, что она видела его не таким, каким он был в действительности. Она наделяла его воображаемыми чертами идеального сына. Но программу «Изи, ты – гений» мать в него все-таки заложила. Он хотел нравиться матери, хотел доказать, что она в нем не
