Она замечает висящую напротив Будды репродукцию «Моны Лизы» Леонардо да Винчи. Продюсер поясняет:

– Такая улыбка, как у нее, предшествует возвышенному смеху. На самом деле, это смех человека будущего.

Смех – как направление эволюции человеческого сознания…

Исидору и Лукреции все больше нравится то, чему их учит Стефан Крауц.

Продюсер ведет их в другой зал, стены которого увешены картинами с изображениями костров, пыток, распятий, расстрелов.

– Теперь мы поговорим о «врагах смеха». Первым я назову Платона. Этот человек, получивший такую высокую оценку официальной философии, произнес следующие слова: «Две истинных причины смеха – это порок и глупость».

Рассказывая, Стефан Крауц показывает на портреты.

– Аристотель, другой светоч философии, заявлял: «Смех – признак уродства и нравственного падения».

Еще одна картина, изображающая человека с нимбом над головой.

– Савл из Тарса, более известный как Святой Павел. Основатель официального католицизма. В послании к жителям Эфеса он призывает отказаться от плотских наслаждений, «не имеющих целью деторождение», и от смеха, который он называет «духовным блудом». Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Эти люди, сами того не зная, страдали агеластией.

Исидор и Лукреция не понимают.

– Известная, много раз описанная патология. Слово состоит из префикса «а», означающего «без», и корня «гелос» – «смех». Само слово придумано врачом, которого звали… Франсуа Рабле.

Опять он. Этот парень изобрел решительно все. Просто Леонардо да Винчи юмора.

— Это настоящая болезнь, страдающие ею люди смеются очень редко или не смеются просто никогда. Одним из самых известных агеластиков являлся Исаак Ньютон. По свидетельству его окружения, он засмеялся всего один раз в жизни: когда его спросили, зачем он читает «Начала» Эвклида.

И Сталин.

По воспоминаниям близких, он заставлял себя улыбаться или смеяться только для того, чтобы хорошо выглядеть на фотографиях либо в пропагандистских фильмах. Помимо этого, смех у него вызывали лишь казни бывших соратников Ленина.

Среди противников смеха Стефан Крауц называет и Гитлера, который, после громкого процесса над юмористом, осмелившимся назвать свою собаку Адольфом, поставил на голосование закон, запрещавший людям смеяться на «недозволенные темы».

– Бастер Китон по прозвищу «Человек, который не смеется» тоже был агеластиком? – спрашивает Лукреция.

– Нет. Просто один из пунктов его контракта с кинокомпанией запрещал ему смеяться перед камерами. А в частной жизни он очень часто это делал.

Стефан Крауц переворачивает страницы книги.

– Во все времена у смеха находилось очень много врагов. И как вы увидите позже, иногда они боролись со смехом… при помощи смеха. Некоторые из них, как, например, Джонатан Свифт, человек чрезвычайно молчаливый, даже становились Великими Мастерами нашей ложи.

– Творец и его инструмент – это разные вещи. Все зависит от цели.

– Совершенно верно. Смех – это оружие, и его можно заставить служить совсем не тем целям, которые преследуют юмористы. При помощи смеха можно упрочить положение тирана на троне. Чаушеску, например, создал министерство юмора для того, чтобы люди смеялись и не бунтовали.

Исидор записывает услышанную информацию.

– За это мы и воюем сейчас. Не надо бороться с юмором. Надо бороться за то, чтобы плохой юмор не победил хороший. Поскольку они сосуществуют и взаимно уничтожают друг друга.

– Как плохой и хороший холестерин, – замечает Лукреция.

Поговорив о противниках смеха, Крауц рассказывает Исидору и Лукреции о приемах, усиливающих смех.

– Представьте, что, оседлав волну, можно двигаться быстрее самой волны. Мы усиливаем комичность ситуации, вспоминая еще одну шутку, которая заставляет нас смеяться вдвое сильнее. Мы называем это «турбоэффект». Вы наращиваете и наращиваете скорость.

Исидор и Лукреция упражняются, применяя «турбоэффект» на практике. Иногда они чувствуют утомление и понимают, что собственный мозг нужно воспринимать, как мотор, который нельзя перегружать.

– А может слишком долгое и слишком интенсивное использование «турбоэффекта» оказаться вредным и даже смертельным для мозга человека? – спрашивает Лукреция.

Продюсер отвечает не сразу. Он спокойно смотрит на Исидора и Лукрецию, отлично поняв, почему задан этот вопрос. Но он не выходит из роли учителя и следует намеченным курсом.

– Да, отмечено несколько исторических фактов «смерти от смеха». Они описаны у нас.

Он берет папку и просматривает несколько страниц.

– Греческий художник Зевксис умер от кататонии, возникшей в результате хохота. Он смеялся над собственной картиной, изображавшей очень уродливую женщину. Энтони Троллоп умер от смеха, читая роман Фрэнсиса Энстея «Наоборот».

Стефан Крауц еще несколько часов обучает Исидора и Лукрецию боевому искусству смеха. Потом он предлагает им устроить первый поединок.

– Как в турнире «Пуля за смех»? – спрашивает Исидор.

Лицо их наставника вдруг становится жестким, таким, как в гостиничном номере, таким, каким Лукреция видела его до приезда в это тайное место.

– Меня удивляет, что вы уже знаете об этом…

– Таким будет финальное испытание? – говорит Лукреция.

– Мы никогда не обсуждали с вами эту тему, но в финале между вами действительно состоится турнир «ПЗС».

– Как? – восклицает Лукреция. – Мы же договаривались…

– …Что после инициации вы отдадите нам «Шутку, Которая Убивает». Но никто не обещал, что вы оба пройдете посвящение. По правилам в Великую Ложу Смеха вступит лишь один человек, победитель турнира «ПЗС».

Я не ослышалась? Я должна убить Исидора?

Лукреция смотрит на своего спутника, который даже бровью не ведет. Похоже, все услышанное кажется ему совершенно нормальным.

– Согласно нашим правилам, инициация одного стоит жизни другого. Это правило введено нашим шотландским отделением более пятисот лет назад. Вековая традиция способствует отбору лучших.

– Но она лишила вас многих талантливых учеников, – замечает Исидор.

– Конечно. Но омлет не приготовить, не разбив яиц.

Лукреция стучит кулаком по столу, желая положить конец нелепой комедии.

– Но это же преступление! Вы сумасшедшие! Идемте, Исидор, мы выходим из этой идиотской секты.

Исидор не двигается.

Стефан Крауц опускает глаза.

– Вначале ни в Иудее, ни в Бретани не было финального испытания. Но Давид Балльоль, заметив растущий успех Великой Ложи Смеха, решил отбирать самых талантливых кандидатов. И никто никогда уже не подвергал сомнению форму этого последнего экзамена. Напротив, финальное испытание укрепляет нас в мысли, что юмор – дело серьезное.

– Но вы же наверняка убивали чудесных людей! – взрывается Лукреция.

– Это правда. Из-за этой традиции погибло много одаренных соискателей. Но риск увеличивает азарт. Только смертельная опасность может заставить продемонстрировать остроумие во всем блеске!