В течение года изловили и расстреляли почти всех. <…> Не избежали гибели и сотрудники ОГПУ, также занимавшиеся подготовкой партизан…»[126]

Сам Илья Григорьевич чудом остался жив. Политическая установка на разоблачение «вредителей, диверсантов, террористов и шпионов» позволяла следователям НКВД трактовать деятельность обвиняемых по своему усмотрению. На фоне чудовищной борьбы с «врагами народа» термин «диверсант» стали применять исключительно в отрицательном смысле и только по отношению к врагам партии, единственным «вождем и учителем» которой являлся Сталин. В этой связи работу по обучению диверсантов и партизан можно было трактовать как подготовку террористических актов в рамках антисоветского заговора против руководства страны с целью изменения государственного строя в интересах контрреволюционных организаций и (или) иностранных государств.

Были репрессированы: А. Х. Артузов, Я. К. Берзин, С. Г. Гендин, С. А. Мессинг, З. И. Пассов, B. М. Примаков, И. А. Пятницкий, М. А. Трилиссер, И. П. Уборевич, И. С. Уншлихт, С. П. Урицкий, C. М. Шпигельглаз, И. Э. Якир и многие другие. Большинство кадровых сотрудников Коминтерна, ИНО НКВД и РУ РККА в силу специфики их работы легко можно было обвинить в принадлежности к той или иной иностранной разведке и/или в подготовке покушения на Сталина. Ревнителей такой политики, людей беспринципных, желавших выслужиться на разоблачении мнимых заговоров, как всегда, хватало с лихвой.

За физическим уничтожением теоретиков и практиков диверсионного дела последовало уничтожение их трудов, учебных пособий и наставлений. Полные тексты некоторых из них («Партизанство» Каратыгина и др.) не найдены до сих пор. Подверглись репрессиям ученые Остехбюро, занимавшиеся разработкой секретной техники для специальных подразделений.

Было ликвидировано уникальное воинское подразделение – Карельская егерская бригада, ее командный состав почти полностью был уничтожен, остальные направлены на лесоповал. Разгром мотивировался тем, что Карельская егерская бригада, «с точки зрения финской разведки, должна была стать первой вооруженной силой во время войны и преградить путь Красной армии на Север с той целью, чтобы отрезать Кольский полуостров и Карелию и, создав территорию для оккупационной армии, парализовать Кировскую железную дорогу и выступить против советской власти».[127]

Сталинский курс на возрождение великой державы, названный Троцким «национал-социализмом», автоматически отодвигал Коминтерн на второй план, подчиняя интересы зарубежных компартий интересам СССР. Готовить кадры для работы в новых условиях должны были люди, поддерживающие новый курс. Уже летом 1936 г. началась ликвидация специальных школ ИККИ, к 1938 г. в СССР были официально закрыты почти все учебные заведения Коминтерна, в том числе и готовившие специалистов для нелегальной военной работы.

В этот период в Коминтерне и большинстве иностранных компартий уничтожили едва ли не каждого первого – всех тех, кто имел отношение к подготовке специальных кадров и партизан (литер «А»), а также тех, кто составлял агентурную основу большинства нелегальных резидентур РУ РККА и ИНО НКВД. Эффективно опережать и встречать возможные действия серьезного и сильного противника на дальних и ближних подступах стало практически некому. Тем не менее подготовка национальных и международных кадров по различным направлениям политической и военной разведывательной деятельности продолжалась, будучи скрытой под вывесками различных государственных и общественных организаций.

«Партийная война» 1936–1939 гг. смела все, что «старая гвардия» десятилетиями собирала и накапливала по крупицам. Многократная смена партийной верхушки, репрессии и чистки ветеранов партии и военспецов, сотрудничавших с нелегальными партийными структурами задолго до событий Октября 1917 г., ликвидировали профессиональную основу для широкомасштабной целенаправленной конспиративной деятельности на большинстве направлений.

Революция в очередной раз «пожрала» собственных «детей». Уцелели немногие: часть перешедших в состав Главного управления пограничных и внутренних войск НКВД, Воздушно-десантные войска или находившиеся за границей. Часть подготовленных кадров удалось «спрятать» в некоторых специфических партийных структурах. Специальные структуры, создававшиеся под флагом Коминтерна и/или родственных ему организаций, были во многом ликвидированы либо перешли на нелегальное положение в условиях собственной страны. Подверглись репрессиям коммунисты из 31 страны. Наибольшие потери понесли компартии Болгарии, Венгрии, Германии, Италии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии, Югославии.

Борьба с «вредителями, диверсантами, террористами и шпионами», проводимая в силовых структурах с одобрения высшего политического руководства СССР, не усилила, а значительно ослабила потенциал государства в военной и военно-специальной областях. Анафеме была предана мысль о возможности ведения войны на своей территории в случае внезапной агрессии противника и, соответственно, разрушена создававшаяся свыше десяти лет специальная инфраструктура. В 1937–1938 гг. были расформированы саперно-маскировочные взводы, закрыты учебные центры по подготовке диверсантов, ликвидированы базы на территории сопредельных государств. Демонтажу подверглись минно-взрывные заграждения в полосе обеспечения всех укрепленных районов, расположенных на западной границе.

Многие агентурные сети так и не были восстановлены, а в 1938 г. из ИНО НКВД в адрес руководства страны в течение 127 дней (!!!) вообще не поступало никакой информации. Такого информационного провала на уровне высшего политического руководства не знала, пожалуй, ни одна страна. Негативным результатом «партийной войны» стало резкое ухудшение деятельности нелегальных резидентур ИККИ, НКВД и РУ РККА. Иностранные спецслужбы, в первую очередь германские, используя благоприятную ситуацию, наносили нелегальным боевым структурам за рубежом удар за ударом.

Мы оставим Павла Анатольевича на отдыхе. Он ехал на свою малую родину и даже не подозревал, что тучи репрессий уже сгущаются над его головой. На дворе была суровая осень 1938 года…

«Из поездки, – писал П. А. Судоплатов, – я вернулся в Москву немало озадаченный слухами о творившихся на Украине жестокостях, о которых мы услышали от своих родственников. Я никак не мог заставить себя поверить, к примеру, что Хатаевич, ставший к тому времени секретарем ЦК компартии Украины, был врагом народа. Косиор, якобы состоявший в контакте с распущенной Коминтерном компартией Польши, был арестован в Москве. Подлинной причиной всех этих арестов, как я думал тогда, были действительно допущенные ими ошибки. В частности, Хатаевич во время массового голода дал согласие на продажу муки, составлявшей неприкосновенный запас на случай войны. За это в 1934 г. он получил из Москвы выговор по партийной линии. Может быть, думал я, он совершил еще какую-нибудь ошибку в этом же роде. Повторяю снова: увы, я был наивен».

А тем временем в Народном комиссариате внутренних дел произошла очередная реорганизация. 29 сентября 1938 г. была объявлена новая структура НКВД СССР с восстановлением Главного управления государственной безопасности. Начальником ГУГБ был назначен 1-й заместитель наркома внутренних дел Л. П. Берия, его заместителем В. Н. Меркулов. Начальником 5-го (Иностранного) отдела оставался З. И. Пассов, его заместителем – С. М. Шпигельглаз. Пассов и Шпигельглаз предложили П. А. Судоплатову, который являлся помощником начальника 4-го (испанского) отделения 5-го отдела занять должность помощника начальника ИНО. Это назначение не было утверждено в ЦК ВКП (б), но фактически с сентября по ноябрь 1938 г. он исполнял эти обязанности.

«В 1938 г., – писал далее П. А. Судоплатов, – атмосфера была буквально пронизана страхом, в ней чувствовалось что-то зловещее. Шпигельглаз, заместитель начальника закордонной разведки НКВД, с каждым днем становился все угрюмее. Он оставил привычку проводить воскресные дни со мной и другими друзьями по службе. В сентябре секретарь Ежова, тогдашнего главы НКВД, застрелился в лодке, катаясь по Москве-реке. Это для нас явилось полной неожиданностью. Вскоре появилось озадачившее всех распоряжение, гласившее: ордера на арест без подписи Берии, первого заместителя Ежова, недействительны. Ходили слухи, что Берия уменьшительно-ласково называл Ежова „мой дорогой Ёжик“ и имел обыкновение похлопывать его по спине, однако его дружеское поведение было чисто показным. На Лубянке люди казались сдержанными и уклонялись от любых разговоров. В НКВД работала специальная