Созданными в Голландии, Бельгии и Франции группами коммунистических саботажников руководил голландский коммунист Иозеф Римбертус Схаап, который также был руководителем Интерклуба в Роттердаме и имел самые тесные связи с главными активистами организации в Скандинавских странах. Ему непосредственно подчинялся бывший руководитель гамбургского „Рот Фронта“ Карл Баргштедт, который ведал во всей организации техникой устройства взрывов. Необходимые для актов саботажа взрывчатые вещества поставлялись из рудников на севере Скандинавского полуострова группам коммунистических саботажников в Голландии, Бельгии и Франции голландскими моряками через норвежский порт Нарвик и шведский форт Лулео».
…А пока советские разведчики и диверсанты дерутся в Испании, Павел Судоплатов в конце июня 1938 г. нелегально перебирается во Францию, где садится на советский пароход и на нем в конце лета прибывает в Ленинград. На следующий день после прибытия в Москву он был принят Л. П. Берия, который 22 августа 1938 г. был назначен заместителем наркома внутренних дел. Пока Павел выполнял смертельно опасное задание, в самом НКВД произошла очередная реорганизация. 28 марта 1938 г. решением Политбюро ЦК ВКП (б) Главное управление государственной безопасности упраздняется, а на его месте создаются три оперативных управления и три самостоятельных оперативных отдела. Начальником I Управления (Управление государственной безопасности) стал М. П. Фриновский, 5-й (Иностранный) отдел возглавил З. И. Пассов.
«Пассов, сменивший Слуцкого на посту начальника Иностранного отдела, – впоследствии писал П. А. Судоплатов, – отвел меня в кабинет Берии, рядом с приемной Ежова. Моя первая встреча с Берией продолжалась, кажется, около четырех часов. Все это время Пассов хранил молчание. Берия задавал мне вопрос за вопросом, желая знать обо всех деталях операции против Коновальца и об ОУН с начала ее деятельности.
Спустя час Берия распорядился, чтобы Пассов принес папку с литерным делом „Ставка“, где были зафиксированы все детали этой операции. Из вопросов Берии мне стало ясно, что это высококомпетентный в вопросах разведывательной работы и диверсий человек. Позднее я понял: Берия задавал свои вопросы для того, чтобы лучше понять, каким образом я смог вписаться в западную жизнь.
Особенное впечатление на Берию произвела весьма простая на первый взгляд процедура приобретения железнодорожных сезонных билетов, позволивших мне беспрепятственно путешествовать по всей Западной Европе. Помню, как он интересовался техникой продажи железнодорожных билетов для пассажиров на внутренних линиях и на зарубежных маршрутах. В Голландии, Бельгии и Франции пассажиры, ехавшие в другие страны, подходили к кассиру по одному – и только после звонка дежурного. Мы предположили, что это делалось с определенной целью, а именно: позволить кассиру лучше запомнить тех, кто приобретал билеты. Далее Берия поинтересовался, обратил ли я внимание на количество выходов, включая и запасной, на явочной квартире, которая находилась в пригороде Парижа. Его немало удивило, что я этого не сделал, поскольку слишком устал. Из этого я заключил, что Берия обладал опытом работы в подполье, приобретенным в закавказском ЧК. <…>
Берия проявил большой интерес к диверсионному партизанскому отряду, базировавшемуся в Барселоне. Он лично знал Василевского, одного из партизанских командиров, – в свое время тот служил под его началом в контрразведке грузинского ГПУ. <…>
Будучи близоруким, Берия носил пенсне, что делало его похожим на скромного совслужащего. Вероятно, подумал я, он специально выбрал для себя этот образ: в Москве его никто не знает, и люди, естественно, при встрече не фиксируют свое внимание на столь ординарной внешности, что даст ему возможность, посещая явочные квартиры для бесед с агентами, оставаться неузнанным. Нужно помнить, что в те годы некоторые из явочных квартир в Москве, содержавшихся НКВД, находились в коммуналках. Позднее я узнал: первое, что сделал Берия, став заместителем Ежова, это переключил на себя связи с наиболее ценной агентурой, ранее находившейся в контакте с руководителями ведущих отделов и управлений НКВД, которые подверглись репрессиям.
Я получил пятидневный отпуск, чтобы навестить мать, которая все еще жила в Мелитополе, а затем родителей жены в Харькове. Предполагалось, что, возвратясь в Москву, я получу должность помощника начальника Иностранного отдела. Шпигельглаз и Пассов были в восторге от моей встречи с Берией и, провожая меня на Киевском вокзале, заверили, что по возвращении в Москву на меня будет также возложено непосредственное руководство разведывательно-диверсионной работой в Испании.
Во время поездки жена рассказала мне о трагических событиях, которые произошли в стране и в органах безопасности. Ежов провел жесточайшие репрессии: арестовал весь руководящий состав контрразведки НКВД в 1937-м. В 1938 г. репрессии докатились и до Иностранного отдела. Жертвами стали многие наши друзья, которым мы полностью доверяли и в чьей преданности не сомневались. Мы думали тогда, что это стало возможным из-за преступной некомпетентности Ежова, которая становилась очевидной даже рядовым оперативным работникам».
И вот здесь самое время перейти к наиболее болезненной для авторов, да и для всех нормальных людей теме – теме политических репрессий 1930-х гг. Процесс устранения нелояльных по отношению к Сталину кадров РККА, НКВД и Коминтерна происходил постепенно, начиная с 1929 г., когда против ряда польских коммунистов, проживавших в СССР, стали выдвигаться обвинения в принадлежности к Польской организации войсковой (ПОВ).
В августе 1931 г. по делу «Весна» сняты с постов Л. Н. Бельский (полпред ОГПУ по Московской области), И. А. Воронцов (начальник Административно-организационного управления), Е. Г. Евдокимов (начальник Секретно-оперативного управления), С. А. Мессинг (начальник Иностранного отдела), Я. К. Ольский (начальник Особого отдела). «Дело ПОВ» с 1929 г. стало инструментом дискредитации и уничтожения членов КП Польши, в том числе Мессинга и Ольского.
В марте – апреле 1933 г. по обвинению в примиренческом отношении к оппозиционерам из состава республиканских, краевых и областных коллегий исключены 23 члена и уволены 58 руководящих работников краевых и областных управлений ОГПУ.
25 августа 1933 г. в Сочи машину со Сталиным и Ворошиловым задел грузовой автомобиль, которым управлял пьяный водитель. В середине сентября, во время поездки на озеро Рица, один из автомобилей сталинского кортежа упал вместе с мостом в реку. 23 сентября катер со Сталиным и его спутниками обстреляли с берега бойцы пограничного поста. Одни историки считают, что два последних происшествия инспирировал секретарь Закавказского крайкома партии Л. П. Берия, другие – что имели место несчастные случаи или неудавшиеся террористические акты.
Вполне возможно, что после указанных событий у вождя и его ближайшего окружения (Ворошилов, Каганович, Молотов и др.) усилились подозрения в отношении членов Политбюро и ЦК ВКП (б). Как следует из различных источников, неприязнь к Сталину действительно имела место, отражая как политические противоречия, так и личные амбиции в среде высшего и среднего руководящего состава партии, вооруженных сил и органов госбезопасности.
Мы считаем, что в конце 1933 – начале 1934 г. у Сталина могла появиться мания преследования. После того как на «съезде победителей» (26 января – 10 февраля 1934 г.) против него было подано 292 голоса из 1218, подсознательный страх перед утратой власти или перед физическим устранением мог стать доминирующим фактором, определившим многие его поступки. Несомненно, Сталин знал, что за день до выборов в ЦК на квартире Г. К. Орджоникидзе собрались оппозиционные делегаты съезда и пытались убедить С. М. Кирова в необходимости отставки Генерального секретаря.
Убийство Кирова стало поводом к началу «большой чистки» в партии, органах безопасности, армии, советских и хозяйственных органах. Одним из первых ее этапов стало так называемое Кремлевское дело. В июне 1935 г. на пленуме ЦК ВКП (б) с докладом «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище А. Енукидзе» выступил секретарь ЦК ВКП (б) Н. И. Ежов. В докладе было сказано, что при попустительстве Енукидзе на территории Кремля создана террористическая сеть с целью убийства Сталина. По этому делу осуждено 110 человек: 30 – Военной коллегией Верховного суда и 80 – Особым совещанием при НКВД.
Согласно официальной версии, в заговоре участвовали четыре контрреволюционные террористические группы: группа служащих правительственной библиотеки во главе с Н. А. Розенфельдом (племянником Л. Б. Каменева); троцкистская группа комендатуры Кремля; троцкистская группа военных работников во главе с начальником отделения РУ РККА М. К. Чернявским; белогвардейская группа Г. Б. Синани-Скалова
