Не вехою золоторунной возни(Насколько же наши труды крутогорбей!Насколько же наши счастливее дни!) —Ты мне предстаешь на седом небоскате,Самою природою запечатленКак чувственный образ земной благодати,Не требующей и улыбки взамен.Зачем же, когда полосатую пестрядьНа склоны накинет вечерний намывИ душу с любою горою посестритьГотов я, о Эльбрус, тебя позабыв,Ты вдруг возникаешь на юго-востоке.Еще не охваченном сизою тьмой,Слегка укоризненный, страшно далекий,Едва уловимый и все-таки мой?
<1936>
110. ИАФЕТИДЫ
Куда отвесть глаза, когда порфир багровыйБежит из недр земли и, забывая стыд,Передо мною мать, отбросив все покровы,Кровоточащею родильницей лежит?Куда укрыться мне от первозданной бури?Я изъясняться с ней уже давно отвык,Но резкий поворот — и близ ПасанауриСмолкает времени оживший в камне рык.Еще мгновение — за синею горою,На холмах Грузии он превратится в речь,Он нежную сестру напомнит, Каллирою,Он будет музыкой — всегда гортанной! — течь,Чтоб, уклоняя взор среди лощины голой,Вплотную подойдя к истокам языка,На тело матери накинул плащ Паоло *И Тициан ** свои халдейские шелка.
* Паоло Яшвили.
** Тициан Табидзе.
<1936>
111. ПИРШЕСТВО НА НАТАХТАРИ
Мы женские рифмы оставим сидеть на двореДо самого утра под выступом черным балкона,Чтоб пойманной рыбою нам не метаться в ведре,Чтоб мы не оглохли от шума, от плеска, от звона.Они узкогорлы и необычайно стройны,Они, как грузинские женщины, высоколобы.И мы их присутствием издали будем пьяны,Не смея вмешаться в течение шумной хехробы. *И взором уверенным прадеда или орла,С авчальского гребня слетевшего в сумрак жемчужный,Окинет с балкона ночную трапезу Гоглá, **Слегка насмехаясь над женскою дружбой недружной.И, в горницу к нам возвратившись, как в лоно стиха,Усевшись за стол, где пируют лишь наши созвучья,Он слово возьмет, чтоб гостям объявить: «Чепуха!Не будет у них ни веселья, ни благополучья!»Мы квинби *** преломим, как нам заповедал Важа,И, сколько бы кровь ни бурлила, на нас наседая,Мы, выдержкой мужа превыше всего дорожа,Дождемся тебя, соучастница наша седая,