— Я знаю, что ты ворон превращенный. Ты был собакой, потом нерпой, а потом и вороном. Потому что вкусил Луну. А кусок Луны, попадая в живое существо, лишает его спокойствия и рождает массу беспокойных вопросов. А избыток вопросов, особенно тех, на которых нет ответа, портит жизнь. Вместо того чтобы просто наслаждаться жизнью, светом и, наконец, хорошей едой, такое существо, как ты, начинает беспокоиться. Все эти мысли и вопросы как паразиты: зуда и желания почесаться много, а толку мало. Поэтому желающих вкусить куска Луны, кроме собак, на свете нет. Иначе все только и превращались бы друг в друга, и в мире наступил бы хаос.
В глубине перьев Лунника действительно водились разные мелкие паразиты, и ему приходилось и чесаться, и выковыривать их клювом. Но они не отвлекали его от мыслей и вопросов, которые были сильнее и беспокойнее, чем укусы паразитов.
Расхрабрившись, Лунник вылез из своего укрытия и уселся на узкий каменный уступ.
Два человека продолжали свое черное дело. Облепленные и покрытые с ног до головы белесым птичьим пометом, они медленно передвигались, опустошая гнездовья. Птицы продолжали атаковать их огромной тучей, даже затмив и закрыв Солнце.
Особенно ожесточенным нападениям подвергался тот, который ловил топорков сетью, сворачивал пойманным птицам головки и складывал добычу в мешок из нерпичьей кожи. Он пытался отмахиваться от наседавших на него птиц, а рука у него была занята сетью, а другой он уцеплялся за каменные выступы, чтобы не упасть в волны неумолчного прибоя.
Иногда люди перекидывались словом друг с другом.
Тот, который с сетью, жаловался:
— Мне тяжело.
— Ничего, парень, еще немного… Потерпи.
Человек с сетью сделал шаг, чтобы поставить ногу на выступающий камень. Камень легко выскользнул из-под ноги и покатился вниз. Широко взмахнув руками, бросив сеть, человек с громким жалобным криком полетел вслед за камнем. Он несколько раз ударился о скальные выступы и с громким всплеском ударился о воду и тут же исчез в глубине.
Его товарищ услышал крик ужаса. Но он уже ничем не мог помочь.
Человек торопливо полез вверх, а над ним в торжествующем крике закружились бесчисленные стаи, продолжая поливать ядовитым пометом своего главного врага среди всего живого.
— Люди никогда не спасают из воды своего сородича, — заметил Главный Ворон. — Он считается добычей Морских Богов.
Тело погибшего к вечеру выбросило недалеко от моржового лежбища.
— Мы совершим над ним древний священный обряд, — сказал Главный Ворон.
Несколько ворон и вместе с ними Лунник слетели со своих гнездовий. Иные даже уселись на бездыханное тело. Лунник никогда так близко не видел человека. От него пахло морем и морскими водорослями, застрявшими в его густых волосах на голове. Некоторые подобия волосяных покровов можно было разглядеть на лице: на подбородке, под носом. Кое-где одежда человека была разодрана при ударах об острые скалы, и можно было убедиться в прорехи, что тело этого существа безволосое. Лунник прыгал вокруг тела, однако на достаточно почтительном расстоянии. Но другие вороны взбирались на труп и расклевывали одежду мертвеца, пытаясь добраться до его тела.
Главный Ворон подозвал Лунника:
— Ты расклюешь правый глаз, а я — левый.
Лунник в ужасе отпрянул назад. Только сейчас он обнаружил, что глаза человека были широко открыты и в них отражалось голубое небо и низкое Солнце.
— Ты чего испугался? Он же мертв! — сказал Главный Ворон и упруго вспрыгнул на грудь мертвеца. — Тебе предоставляется редкий случай отведать содержимое глаза человека. Может быть, тогда к тебе перейдут его качества — умение видеть то, что не видим даже мы, птицы, умеющие летать в поднебесье.
— Нет, я не буду есть глаза человека! — решительно отказался Лунник.
— Ну, как хочешь! — разочарованно протянул Главный Ворон. — Я просто хотел оказать тебе честь как гостю.
Лунник отошел в сторону и побрел вдоль прибойной черты. Он подбирал полувысохших морских звезд, рачков, рыбешек и даже скользких медуз с их острым обжигающим клювом. Иногда он оглядывался и видел, как птичья стая над погибшим человеком все густела, некоторые даже вступали в драку из-за лакомых кусков.
Удивительно, Лунник в голодные годы, будучи собакой, не брезговал и пахучей падалью — замерзшими телятами, выброшенными на берег тушами погибших тюленей, моржей, поедал полуживыми и полевых мышей-леммингов, нападал на птичьи гнездовья у берегов тундровых водоемов, но отведать человека… От одной этой мысли его выворачивало наружу.
В тот вечер воронья стая была особенно оживленна. Многие вспоминали случаи, когда им доводилось отвечать человечины.
В зимнюю пору, когда скудели источники пропитания, вороны селились ближе к людским стойбищам. Они кормились на помойках, выискивали сдохших от старости домашних собак или обессилевших оленей. Но настоящее пиршество наступало для них, когда умирал человек.
Умершего торжественно провожали на Холм Печали. Но прежде они наряжали его в лучшие одежды, обычно сшитые из белых оленьих шкур. Вместе с ним на кладбище отправлялись некоторые его вещи: копья, ножи, нарты, инструменты, оружие — лук и стрелы. На кладбище покойника везли на особой погребальной нарте, которую там же и ломали. А самого умершего раздевали донага, красивую погребальную одежду разрезали на мелкие куски и прятали под большим камнем. Тело обкладывали символической оградкой из небольших камней и оставляли.
И тут налетали на него уже поджидавшие поодаль росомахи и вороны. Ворон всегда было больше, и росомахам мало что доставалось. Среди людей считалось: чем скорее от покойника оставался только скелет, тем лучше для него — значит, душа его — кэлелвын — освобождалась от земной оболочки и возносилась в либо в небеса, либо в подземное царство мертвых.
Луннику все меньше нравилась жизнь среди вороньей стаи. Эти птицы держались обособленно, высокомерно посматривали на других пернатых, вечно осуждали их и даже не пощадили орла, ненароком залетевшего откуда-то из-за южных холмов.
— Высоко летает, однако ума у него немного, — заметил Главный Ворон, следя за плавным полетом огромной птицы. — Будь я таким, подчинил бы себе все остальное птичье царство. Стал бы Главным не только над воронами, но и над другими птицами.
В глубине его гнездовья, в ворохе сухих листьев и веток Лунник заметил несколько ярких перьев, и страшная догадка пронзила его: это была шапка из топорковых перьев, которую носил погибший человек. А рядом валялся обглоданный до белизны череп с пустыми темными глазницами.
— Это голова человека? — спросил Лунник.
— Она самая, — ответил Главный Ворон. — Я выклевал его мозг до последнего кусочка, чтобы обрести его мудрость и изобретательность. Но пока ничего не заметил.
Молодая Ворона, которая мечтала женить на себе Лунника, предупредила его:
— Будь осторожен. Наши все еще считают тебя чужаком. Могут съесть.
— Разве вы едите своих? — содрогнулся Лунник.
— Случается, — ответила Молодая Ворона. — Когда наш сородич гибнет, мы стараемся сами его съесть.
— Ну и как?
— Мясо жестковатое, а так ничего особенного. — Молодая Ворона лукаво глянула на Лунника и добавила: — Вот если ты женишься на мне, тебя, может быть, и не тронут. Мы бережем наше потомство. Ворон должно быть много. Главный Ворон говорит, что, если нас будет много, мы можем завоевать весь мир. Станем царствовать на всей земле, и даже Человек будет служить нам.
— Но Человек и так уважает вас, — напомнил Лунник.
— Он боится. И считает нас священными птицами. И даже сохранил древние сказания, в которых повествуется о том, как наш предок создавал Землю и Воды. Ты знаешь, что мы живем долго, почти вечно. Так что, если ты на мне женишься и останешься в нашей стае, ты имеешь возможность одним из властелинов Земли.
Но почему-то Луннику не хотелось ни жениться на Вороне, ни стать властелином Земли. Но он стал осторожнее и часто улетал подальше от остальной стаи, в глубину тундры, где кипела совсем другая жизнь. Иногда он слышал вослед священную воронью песню, которую учили вылупившиеся из яиц маленькие воронята:
В один из дней Лунник решил больше не возвращаться в воронье гнездовье. Он углядел в прибрежных зарослях тундрового озера укромное, закрытое логовище и прекрасно провел ночь.