Дальше она планировала поехать в Нигерию, где до сих пор жил кто–то из родителей ее родителей.
Живя в Лондоне, Манкс добывала пропитание частично работой в фильмотеке, частично — помощницей в кафе при маленьком театрике и частично — выступая на улицах с подругой, которая жонглировал факелами и обручами.
Манкс получила шляпу в театрике, когда там распродавали реквизит. Поскольку она там в то время работала, ей даже не пришлось за это платить. Отдали ей шляпу бесплатно. Манкс очень любили в театре.
— Хочешь шляпу Манкс? Забирай и все. Тебе идет.
— Посмотри на Манкс в шляпе. Ни дать ни взять — Нефертити.
Всем нравилась Манкс.
Труппе нужна была шляпа, потому что они когда–то ставили пьесы про фараона Эхнатона, мужа Нефертити. Шляпу изготовил мастер–бутафор в Брикстоне. Мастер–бутафор был австралийкой — я ее, кстати, знал. И оказалось, что сказочная шляпа Нефертити на самом деле была построена моей знакомой. Очередное маленькое жизненное совпадение, хотя я тогда об этом не подозревал.
Нефертити означает «Прекрасная женщина пришла». Наверное, приятно было иметь такое имя. Позже она добавила к своему имени «Нефернефруатон», то есть «Прекрасная женщина, прекрасна при виде Атона». Атон был новый бог, которому тогда поклонялись. Новую религию пропагандировали Нефертити и Эхнатон. Это вызвало ужасные беспорядки среди консервативного жречества.
Манкс была прекрасна в своей шляпе Нефертити.
Манкс — это также порода кошек. У них не бывает хвостов.
ТРИДЦАТЬ ДВА
Однажды рано утром, затемно, разнося газеты, мы с Грегом обсуждали природу времени, потому что накануне говорили о времени на уроке физики. Если вдуматься, время — очень сложная для понимания штука. Физики, лауреаты Нобелевской премии во всем мире не могут прийти к единому мнению насчет природы времени, так что, возможно, было слишком дерзко со стороны нашего учителя физики пытаться объяснить ее на уроке. Мы озадачились. Время было непостижимо.
Я мог встать и прямо сейчас оказаться там, где мы разносим газеты с Грегом, и продолжить разговор с того же места. И не заметил бы, что время прошло.
На Зеде была новая футболка, которая гарантированно произведет фурор в школе. Изображена там была Нефертити, курящая косяк. В семидесятые такой мотив на футболках встречался нередко: какая–нибудь известная персона с косяком на губе.
Мне никогда не нравилась марихуана. Нефертити, куда более уравновешенная личность, чем я, случись ей курнуть, могла бы войти во вкус. Марихуана могла бы успокаивать ее во время дворцовых смут, когда жречество восставало против религиозных реформ, проводимых ею и ее мужем Эхнатоном.
Несмотря на масштабные археологические раскопки в Египте, могилу Нефертити так и не нашли. Я этому рад. Мне приятно знать, что она лежит непотревоженная под песками пустыни, а не выставлена в качестве мумии в каком–нибудь музее.
Футболка была отличная, и потому–то Зед подарил вышитую футболку Грегу. Что все еще терзало. Я думал: быть может, Зед отдал футболку Грегу, потому что у Грега волосы длинней, чем у меня?
Это привело меня к другим мрачным фантазиям. Если Сюзи расстанется с Грегом и будет искать утешения, то наиболее вероятный фаворит, конечно, — Грег. Мало того, что он симпатичнее меня, коллекция записей у него больше, и он умеет играть на гитаре. Он на дюйм выше, чем Сюзи. Казалось, Грег обставил меня по всем статьям. Мое единственно преимущество — в том, что я живу ближе. Если Сюзи будет действительно отчаянно нуждаться в утешении, я успею прибежать первым, но это вроде бы и все. Если она сможет прождать на несколько минут дольше, это будет точно Грег.
Я очень расстраивался. Меня убивали Сюзи и Зед, но Сюзи и Грег — и того хуже.
Не видя просвета на горизонте, я сидел у себя в комнате, слушал «Лед Зеппелин» и нетерпеливо считал дни. Последние месяцев десять я слушал «Лед Зеппелин IV». Это был лучший на свете альбом. «Лед Зеппелин II» тоже был лучший на свете альбом, но в том–то и фокус — «Лед Зеппелин» могли попирать законы пространства и времени.
«Лед Зеппелин IV» не имел названия. На самом деле, он не назывался «Лед Зеппелин IV». Никто не знал, как он называется. На обложке были только какие–то странные знаки. На нас это произвело впечатление. Никто другой до такого не додумался бы. Казалось, великий гений «Лед Зеппелин» проявлялся во всем, что они делают. Они могли выпустить пластинку даже без названия, а она все равно была лучшей пластинкой на свете.
Первая песня на альбоме — «Черный пес». Вот уже двадцать семь лет на интродукции про себя напеваю ее слова, воображая, что я, как Роберт Плант, могу заставить прекрасную женщину чуметь и потеть. Спеть об этом, как Роберт Плант, я, конечно, не могу. И еще я мычу рифф, только это нелегко. Начинается он, в общем, просто, но к середине очень усложняется. После долгих лет упражнений я все равно не могу сделать это совершенно правильно.
С выпуском «Лед Зеппелин IV» в мир ворвалась «Лестница в небо». Это и по сей день их самая популярная песня. Она миллионы раз прозвучала по радио и стала знакомой даже людям, которые ничего больше не слышали из «Лед Зеппелин». По всему миру юные гитаристы, приходя в музыкальные магазины, чтобы посмотреть новые гитары, на пробу наигрывают первые несколько аккордов «Лестницы в небо».
Песня настолько популярна, что людей стало от нее тошнить. Ее начали поносить, как живое существо. «Лестница в небо» получила статус врага общества. Чего я не предвидел — прорицатель я всегда был никудышный. Ни малейшего повода для массовой нелюбви я в ней не усматривал. Как не представлял, что Билли Майерс, с которым мы сидели за одной партой на физике, умрет от лейкемии. Никаких предвестий, кажется, не было. Однажды у него заболело горло, на следующий день его увезли в больницу, на следующий день он умер. Люди такие хрупкие — иногда я удивляюсь, как они вообще умудряются взрослеть.
ТРИДЦАТЬ ТРИ
Я разносил газеты, а деньги откладывал на покупку плакатов, и через некоторое время к стенам моей спальни были приколоты булавками девять крупных изображений «Лед Зеппелин». Я пользовался булавками, потому что кнопки с пластмассовыми головками еще не изобрели. А если их и изобрели, они еще не добрались до Глазго. Мир без кнопок. Только представь себе.
Некоторые из этих плакатов были копиями оригинальных афиш. Одна сообщала о концерте в «Филмор–Ист» в Нью–Йорке в 1969–м, где они играли вместе с «Айрон Баттерфлай» и «Зе Мув». На афише также упоминались другие концерты в том же зале, с участием Дженис Джоплин, «Кэннед Хит» и «Грэйтфул Дэд». Билеты стоили 3 доллара.
Мой любимый плакат — афиша их концерта в «Эмпайр–Пул» в Лондоне в ноябре 1971–го. «Буффало Консерт Презентэйшенз» с содружестве с Питером Грантом представляют: «Электрическая Магия» с участием «Лед Зеппелин». Я очень дорожил этим ярким плакатом. Он мне казался очень психоделическим предметом: крупные буквы и Джимми Пейдж, закутанный красное полотнище, как музыкальный святой на витраже. Звездный поток галактики окружал группу, образуя нимбы вокруг Джимми Пейджа и Джона Пола Джонса, звезды были и на рубахах Роберта Планта и Джона Бонэма. Были представлены на видных местах таинственные символы с первого альбома, а вместо современных инструментов Джимми Пейдж и Джон Пол Джонс держали лютни, что добавляло оттенок средневековой мистики. Внизу картинки взмахивал руками фокусник, готовый пустить в ход электрическую магию.
На рисунке — редкий случай — Джимми Пейдж был с бородой. «Лед Зеппелин» обычно бывали гладко выбриты, но каждый из них экспериментировал с бородой, хотя бы короткое время. Джона Бонэма с бородой видели чаще других, а обычно он носил усы. Джон Бонэм до того, как стать барабанщиком, был строительным рабочим, и поэтому у него были такие мощные руки.
Много лет спустя я нашел футболку с той же картинкой. Я немедленно купил ее, хотя в оригинале цветов было больше, а здесь — только черный, белый и красный. Все равно мне понравилось.
Эта футболка цела до сих пор. Я в ней пишу эту книгу. Сто лет не носил футболки с названиями групп. Приятное ощущение.
На остальных моих плакатах были пресс–фото выступлений группы. У меня было три плаката со всей группой, один с Джимми Пейджем и два с Робертом Плантом.
Хотя Роберт Плант и Джимми Пейдж были самыми заметными участниками группы, остальными я тоже не пренебрегал. Год за годом я заполнял анкеты всех музыкальных газет, чтобы проголосовать за своих любимых музыкантов по всем категориям и всегда с радостью отдавал свой голос Джону Полу Джонсу в категории «лучший бас–гитарист» и Джону Бонэму — «лучший барабанщик».
«Лед Зеппелин» имели успех с самого начала с 1969 года. К 1971–му они уже покорили мир. Им было уже не по чину играть в маленьких клубах. Даже 4000 мест в «Гринз–Плейхаусе» по сравнению с теми площадками, где они выступали, было негусто.
Я разглядывал плакаты на стенах, и мне хотелось быть постарше, смотреть на «Лед Зеппелин» в Ванкувере, или в Нью–Йорке, или в Лондоне, а не торчать в школе, заваливать французский, получать тумаки от задир и страдать по Сюзи в Глазго.
За год до того я пошел с Сюзи в центр Глазго, в магазин плакатов. Стоял июль, в школе были каникулы. Мы некоторое время гуляли по городу, вдоль по Сокихолл–стрит по Юнион–стрит, до Аргайл–стрит. В центре было многолюдно, приятное место — широкие улицы, каменные дома в четыре–пять этажей. Магазинчики на первых этажах, над ними — квартиры или конторы. Покрытый вековой угольной копотью камень строений стал черным. Потом их отчистили и покрасили в медовый и серый цвета.
Мы смотрели пластинки. Сюзи тогда еще не работала по субботам. Родители совсем не давали ей денег, и она не могла ничего купить. У меня хватало на один плакат, но нам все равно нравилось копаться в пластинках. «Хоквинд», «Блэк Саббат» — вот что нам нравилось. Нам не нравились «Велвет Андерграунд». Слишком артовые, и мощных аккордов маловато. Того же мнения я придерживаюсь и поныне.
У мужчины за прилавком в отделе плакатов была большая черная борода и очки без оправы, он был одет в синий джинсовый комбинезон и футболку с надписью «Валяй на полную!» и был самым хиповым человеком в Глазго. Нам казалось, что он курит дурь в подсобных помещениях магазина, и, возможно, мы были правы. Он определенно проводил немало времени, уставившись в пространство пустым взглядом.