своему обычному делу.
— Значит, мы сбились с курса… Так… Я знал об этом. А что требуется от меня, док?
— Знали?!
— Что вы удивляетесь? Эти же моря совсем не похожи на северные.
— Вы все это время знали, знали и молчали? Догадывались о Пустынном море?
— Я знал, что наша флотилия потеряла намеченный курс, но откуда мне было известно о Пустынном море?
— Фелк утверждает — корабли следуют именно туда. Он показал мне наш путь на карте.
— Оньос не всегда бывает прав, док.
— Но давайте предположим, что на этот раз он прав.
— Ну-у, в таком случае, мы следуем в Пустынное море, — спокойно согласился Гейб. — И что из того?
— Вместо того, чтобы следовать на Грейвард!
— Ну и что? — почти повторился Кинверсон, взял один из крючков, тщательно осмотрел его, зажал в зубах и согнул в другую сторону.
Разговор явно зашел в тупик.
— Неужели вас совершенно не волнует, что мы следуем неправильным курсом?
— Нет. Да и почему, черт побери, это должно меня волновать?! Один вонючий остров ничем ни отличается от другого. Меня абсолютно не колышет, где мы, в конце концов, решим обосноваться.
— Гейб, но ведь в Пустынном море вообще нет никаких островов.
— Станем жить на корабле. Ну и что? Например, я могу жить в Пустынном море… В нем же есть рыба, ведь так, док? Вряд ли ее много, но сколько-то имеется, если там есть вода. Есть рыба — жить можно. Можно, даже в старой маленькой лодчонке.
— Почему же вы в ней не живете? — поинтересовался Лоулер, начиная раздражаться.
— Потому что всю свою жизнь провел на Сорве! А мог бы и в лодке! Что из того? Док, вы думаете, все эти чертовы острова так уж великолепны? Вы все время ходите по бревнам, питаетесь водорослями и рыбой, страдаете от нестерпимой жары, когда палит солнце, и от холода, когда идут дожди… И это вы называете жизнью?! Но, в любом случае, такова наша жизнь. Она не очень-то шикарна, конечно, не очень богата и разнообразна… Поэтому мне совершенно безразлично, Сорве это, Салимин ли или каюта на «Царице Гидроса»… Да хоть чертова рыбацкая лодчонка! Мне надо только есть, когда я голоден, трахаться, если возникло желание, и жить до тех пор, пока не придет мой час. Понятно?
Возможно, сейчас прозвучала самая длинная речь, которую когда-либо произносил Кинверсон. Казалось, его самого поразило собственное многословие. Поток слов прервался, и Гейб некоторое время пристально всматривался в лицо Лоулера холодными глазами, исполненный нескрываемого гнева и раздражения. После этого он вновь вернулся к своим крючкам и рыболовным снастям.
— И вы не против того, — продолжал настаивать на своем Вальбен, — что наш «великий вождь» ведет нас в совершенно неизведанную часть планеты и даже не ставит себе в труд поставить нас в известность о собственной задумке?
— Нет, я не возражаю. Я только против слишком навязчивых типов! Док, оставьте меня в покое. Я занят, вам ясно?
— Хотите начать свой «радиообход», док? — спросил Даг Тарп. — Сегодня вы на час раньше, не так ли?
— Да, наверное. Это имеет какое-либо значение?
— Как пожелаете. — Руки радиста запорхали по кнопкам и клавишам. — Желаете начать раньше — начнем раньше. Но не ругайте меня, если на других судах не будут готовы.
— Для начала свяжите меня с Бамбером Кэдреллом.
— Обычно вы вызывали «Звезду».
— Мне это очень хорошо известно самому. Но сегодня Кэдрелл будет первым.
Тарп озадаченно взглянул на Лоулера.
— Док, вам что, шило попало в задницу с утра пораньше?
— Когда вы услышите мои слова, обращенные к Бамберу, то поймете, что и куда мне попало. Итак, на связь!
— Хорошо, хорошо… — Со стола с радиоустановкой доносились щелчки и характерное булькание эфира. — Проклятый туман, — пробормотал Даг. — Чудо, что еще оборудование до сих пор не сдохло… Вызываем «Богиню»… Вызываем «Богиню». Здесь «Царица». «Богиня», отзовитесь. «Богиня»?
— «Царица», «Богиня» слушает. — В репродукторе раздался высокий надтреснутый голос мальчика. На «Богине Сорве» функции радиста выполняет сын Нико Тальхейма Бард.
— Я хотел бы поговорить с капитаном, — попросил Лоулер.
Ответа он не расслышал.
— Что там такое?
— Говорят, что Кэдрелл стоит у штурвала. Его вахта продлится еще два часа.
— Скажите, чтобы радист, несмотря ни на что, вызвал Бамбера для беседы. Мое дело не терпит отлагательства.
И вновь щелчки и булькание эфира. Создавалось впечатление, что паренек на «Богине» пытается возражать. Тарп повторил просьбу Лоулера, после чего наступила минутная пауза.
Затем из динамика раздался голос Бамбера Кэдрелла:
— Док, что за спешка, черт побери?!
— Отошлите мальчишку куда-нибудь, и я скажу вам.
— Но он мой радист!
— Я понимаю. Все-таки хотелось бы, чтобы он не слышал сказанного.
— Док, какая-нибудь проблема? Э?
— Он все еще рядом с вами?
— Уже нет. Что происходит, док?
— Мы на девяносто градусов отклонились от нашего маршрута. Сейчас находимся в экваториальных водах и движемся в юго-юго-западном направлении. Делагард ведет нас в Пустынное море. — У Тарпа, сидевшего рядом с Вальбеном, перехватило дыхание от удивления. — Вы это понимаете, Бамбер?
Долгая молчаливая и напряженная пауза.
— Да, конечно, док, — наконец выдохнул капитан «Богини». — Неужели вы такого низкого мнения обо мне как о моряке?
— Бамбер, в Пустынное море.
— Да, да, я слышал.
— Но ведь предполагалось, что мы следуем на Грейвард.
— Мне это известно, док.
— И вас ничуть не беспокоит, что мы идем в неверном направлении?
— Полагаю, Делагард лучше знает…
— Вы полагаете?
— Это его корабли, я только работаю на него. Когда мы стали отклоняться к югу, я подумал, что на севере возникли какие-то препятствия… Возможно, буря или еще что-то плохое, чего нужно избегать. У Нида прекрасная карта, док. Мы просто следуем тем курсом, который он прокладывает.
— И этот курс проходит по Пустынному морю?
— Делагард — не сумасшедший, — отрезал Кэдрелл. — Уверен, очень скоро наш флот вновь повернет к северу. Нисколько в этом не сомневаюсь.
— У вас не возникает желания задать вопрос Ниду по поводу изменения маршрута?
— Уже спрашивал… Полагаю, у него для этого есть какая-то основательная причина. Он знает, что делает.
— Вы слишком много плаваете, — оборвал беседу Лоулер.
Тарп отвел взгляд от своей аппаратуры. Его глаза, обычно обрамленные морщинами и складками кожи, теперь широко открылись и сверкали от совершенно искреннего удивления.
